Однако как-то январским утром Петрус случайно услышал один их разговор, о котором сообщил Главе Совета и Стражу Храма. Все трое находились в рабочем кабинете эльфа-зайца из Кацуры, небольшой тесноватой комнате, откуда открывался совершенно удивительный вид. Хотя Петрус множество раз бродил по самым замечательным садам, он не знал ни одного, который был бы средоточием самой природы. Тот факт, что в саду, от начала и до конца задуманном и созданном разумом и руками эльфа, квинтэссенция искусственного может вызвать ощущение нетронутой природы, приводил его в восторг и изумление. Сад был всего лишь лужайкой из светлого песка, азалий и небесного бамбука со струящимся по ней ручейком, а на первом плане стоял камень с углублением, в котором копошились птицы, но при всей своей скромности картина создавала впечатление необъятного мира – тайну этой мистической метаморфозы пространства и вещей Петрус так и не смог постичь.

– Я сам за ним ухаживаю, – однажды сказал Петрусу Глава Совета, кивнув на разложенные вдоль внешней галереи секатор, маленькую метлу, бамбуковые грабли и плетеную корзинку.

И Петрус отнюдь не сожалел, что садовники не суют сюда свои мордочки. Но пора было приступить к докладу: бесцельно слоняясь после работы по коридорам вокруг зала собраний, он заметил двух злых гениев, заворачивающих за угол галереи, и, решив, что они странно выглядят, последовал за ними, притаившись в результате под небольшой комнаткой, где они уединились для конфиденциального разговора. Оказалось, что главный садовник не получил известий от племянника, который, пользуясь правилом туманов, позволявшим семье руководителя из дома высшего Совета путешествовать между обоими мирами, недавно отправился в земли людей и нашел в городе, называемом Амстердамом, одну картину (которая не заинтересовала его дядю) и серую тетрадь (которая заинтересовала того в высшей степени), переправил их в другой город, именуемый Римом, а потом исчез, не оставив следа. До этого он вернулся из первой поездки в Амстердам, не прихватив с собой серую тетрадь, поскольку опасался, что иначе Страж Храма узнает о ее существовании, и теперь главный садовник проклинал эту предосторожность, которая лишила его предмета, имевшего для него первостепенную важность. История, бывшая для Петруса совершеннейшим темным лесом, не удивила его собеседников.

– Мы всегда приглядываем за эльфами, которые отправляются пожить в мире людей, – сказал Страж, – и этой ночью мы присутствовали при убийстве племянника.

– При убийстве? – ужаснулся Петрус.

– При убийстве, – подтвердил Глава Совета. – Похоже, он хотел заработать людские деньги, продав картину одному торговцу произведениями искусства, а тот убил его, а потом забрал полотно и тетрадь. Торговца зовут Роберто Вольпе, и я уезжаю в Рим, чтобы с ним встретиться.

– Встретиться с убийцей? – Петрус пришел в еще больший ужас.

– Как ни странно, Роберто Вольпе – создание приятное и мирное, к тому же сегодня утром он впервые стал отцом, – ответил Глава Совета.

– Картина вызывает у нас удивление, – сказал страж. – Есть в ней что-то, призывающее приглядеться к ней поближе. К несчастью, волнение, вызванное убийством, помешало нам проследить, что же Вольпе сделал с той загадочной тетрадью. Но главный садовник не случайно послал своего племянника в Амстердам, и могу поспорить, уж он-то знал, что там искать. Итак, теперь мы должны вести двойной поиск: и двоих детей, и серой тетради.

– Вы думаете, это взаимосвязано? – спросил Петрус.

– Мы думаем, что все всегда взаимосвязано, – ответил страж. – В том числе один метельщик, посланный в библиотеку Совета по провидению Диких Трав.

Петрус потерял дар речи.

– Пусть мы иногда слепы, но мы не идиоты, – сказал Глава Совета. – Кажется, вы любите путешествовать?

В его взгляде мелькнула горечь.

– И тем не менее я не уверен, что предложение, которое я собираюсь вам сделать, можно расценивать как привилегию. Первое убийство эльфа на территории людей предрекает грустные времена, но в надвигающемся мраке мы должны проявить рассудительность и отвагу.

Он переглянулся со стражем.

– Ваше странное открытие в «Canto de l’Alliance» выявило очевидность того, что ключом к нашему времени является связь между двумя мирами. Я не знаю, почему пророчество явлено именно вам и через столько времени после того, как вы были избраны двумя высшими инстанциями нашего мира, перевозчиком из Южных Ступеней и Дикими Травами, как и не знаю, зачем на все это время судьба вложила вам в руки метлу, но, по всей видимости, именно вам предназначено взять на себя это рискованное предприятие.

Он посмотрел на Петруса с долей суровости, как тому показалось, а может, это была торжественность?

– Я принял решение сделать вас специальным эмиссаром туманов в мире людей, – сказал он, – которому поручен двойной поиск: серой тетради и двоих детей, упомянутых в «Canto».

Он встал, давая понять, что больше Петруса не задерживает.

– Будьте здесь завтра на рассвете, – сказал Страж Храма, – и возьмите с собой все необходимое для долгого путешествия, на разную погоду и разные времена года.

Петрус покинул штаб Совета в таком потрясении, что сначала ошибся домом, а потом едва узнал свою старую хозяйку-единорога. Специальный эмиссар Совета Туманов в мире людей! – повторял себе он. Он не имел ни малейшего представления о том, что ему предстоит делать, а единственное полученное указание уже повергло его в растерянность. Эльфы носят одну и ту же одежду в любое время суток, но надевают простую накидку, когда идет дождь, и теплую, когда холодно, иногда добавляя к этому головной убор на манер людей. Петрус всю ночь пытался соорудить из всего этого узел, а когда занялся день, покидал как попало то, что попалось под руку, в полотняный мешок, которым пользовался во время путешествий. Наконец, с ужасом поняв, что заря уже совсем занялась, кинулся со всех ног в зал собраний и, сам не зная как, очутился в том же кабинете для приватных встреч, что и накануне. Перед ним стоял Глава Совета, рассматривая его с пристальной задумчивостью. Рядом Страж Храма говорил ему что-то, чего он не слышал, потому что звуки терялись в той же вате, в которой тонул его разум.

Страж положил ему руку на плечо. Наступил момент пустоты, в которой вата распространилась до бесконечности в ледяном небытии. Потом они очутились в Нандзэне. В храме царила тишина. Через простые проемы без стекол Петрус мог видеть деревья долины, превращенные туманами в скульптуры. В глубине, на вершине алого моста, густой туман свивался внутрь себя.

– Через что мы прошли, чтобы попасть сюда? – спросил он у стража.

– Через мост, – ответил тот, протягивая ему чашку чая.

– Я думал, он ведет только в земли людей, – сказал Петрус.

– Мост становится видим, лишь когда служит проходом между мирами, – сказал страж. – Внутри нашего мира он не требует особой материальности.

Он подошел к скамье, на которой стояла посуда для чаепития, взял лежащую там аккуратно сложенную стопку одежды и разложил ее перед Петрусом. Это было что-то вроде чехлов на каждую ногу, большой, грубо скроенной рубахи и какой-то накидки с рукавами.