Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если бы вы их послушались… — Его пальцы на моих плечах дрогнули.
— Ну да, жила-была девочка, сама виновата! «Помилуйте, что они в их почтенном возрасте могут помнить о любви»…
Стрельцов явно узнал фразу.
— Замолчите! — рявкнул он мне в лицо.
— Это все, что вы можете сказать? «Замолчите»? И сами будете молчать, и станет молчать закон, и ваше молчание позволит очередному негодяю сломать жизнь еще одной девушке, поверившей в неземную любовь. Вытравленные плоды, удавленные втихомолку младенцы, пошедшие по рукам девушки — это ведь все такая ерунда по сравнению с приличием и благопристойностью! С невинностью и чистотой!
— Глафира Андреевна… — Его пальцы сжали мои плечи так, что наверняка останутся синяки, но мне было плевать.
— Вы даже слушать об этом не хотите, а каково это пережить? Каково будет Вареньке, если…
— Не переходите границы, Глафира Андреевна. — Его голос прозвучал холодно, но глаза были слишком близко, чтобы скрыть настоящие эмоции.
— Это вы переходите границы здравого смысла, делая все, чтобы ваша кузина оставалась легкой добычей для любого охотника за чистыми душами. Это вы не желаете понять, что знание о темных сторонах жизни не делает барышню ни развращенной, ни испорченной, но дает ей хоть какую-то защиту от дурных намерений! Так в средние века правители принимали яд в небольших дозах, чтобы защитить себя от отравителя!
— Но яд остается ядом! — Он неровно вдохнул, словно ему не хватало воздуха. — И вы — вы хотите влить его в чистую, светлую душу! Внушить ей отвращение и страх к естественному ходу вещей!
— О да! Отвращение и страх. — Мои губы горько скривились. — Именно это она испытает в первую брачную ночь, если сейчас ее пугают даже разговоры о ночном белье для ее кузена! Это вы воспитываете девушку так, что отвращение и страх надолго останутся спутниками ее супружеской жизни. Может быть, навсегда, если у мужа не хватит терпения и чуткости, а судя по всему…
— Довольно.
Он выпустил мои плечи, резко, будто обжегшись. Я машинально потерла их — те места, где ныли следы от прикосновения его пальцев.
— Сейчас уже поздно, но завтра же с утра я увезу кузину отсюда.
— Что? — Дверь распахнулась, и в ней появилась Варенька. Глаза ее светились любопытством. — Куда это ты хочешь меня увезти?
15.2
— Варвара, подслушивать неприлично, — сухо сказал Стрельцов.
— Я не подслушивала! Ты кричал так, что на весь дом слышно было. И, если уж на то пошло, нехорошо с твоей стороны повышать голос на бедную Глашу! Она не твой подчиненный и не преступница!
Стрельцов поджал губы, провел рукой по лицу, будто стирая с него всякое выражение.
— Зачем ты спустилась сюда и как много услышала?
— Я тоже не преступница! — надула губки девушка. — Что за допрос?
— Вар-ва-ра. — Это имя прозвучало так, что я сама поежилась, хотя смотрел граф не на меня. Варенька будто сдулась на пару мгновений.
— Марья Алексеевна послала сказать Глаше, что все готово. И найти тебя.
— Послала тебя? На костылях? — Кажется, сейчас и генеральше за компанию прилетит.
— Она сказала, что раз доктор велел двигаться, значит, надо двигаться. К тому же с ее дородностью по лестнице туда-сюда не набегаешься. — Варенька хихикнула. — Того и гляди еще какая-нибудь ступенька провалится.
Попытка разрядить ситуацию не удалась.
— Много ты успела услышать?
— Да ничего я не слышала, только последнюю фразу. — Она вздернула носик. — Я никуда не поеду.
— Это не обсуждается, — все так же сухо произнес граф. — Марш наверх, готовиться ко сну. Глафира Андреевна придет, когда закончит свои дела.
— Сперва допрашиваешь, потом командуешь! Какая муха тебя укусила, ведешь себя как настоящий… деспот! — Забывшись, девушка попыталась топнуть и едва устояла на костылях. — Тем более сам не знаешь, чего хочешь! Утром уговаривал меня остаться здесь, а теперь велишь уехать! И это мы, барышни, считаемся ветреными!
— Обстоятельства изменились.
— Какие еще обстоятельства? Моя нога, — она приподняла гипс, — по-прежнему не действует, дороги за полдня явно не просохли, а Иван Михайлович сказал, что свежий воздух и новые впечатления ускорят выздоровление.
— Я твой ближайший родственник, и я отвечаю за твое здоровье. Как телесное, так и душевное. Поэтому ты уедешь, и прекрати это дурацкое препирательство! Барышня должна вести себя…
— … смиренно и благонравно. — Варенька умудрилась произнести это тоном пай-девочки и возвела взгляд в потолок, всем видом показывая, как ей надоели наставления. И тем же тоном пай-девочки продолжила: — Но что касается моего здоровья — разве оно уже не пострадало?
Стрельцов бросил на меня быстрый взгляд. В любой другой ситуации я исчезла бы из комнаты под благовидным предлогом, позволив родственникам разобраться между собой без посторонних. Но сейчас я была слишком зла, чтобы щадить его самолюбие. Он-то мое не пощадил. Я отвернулась к посуде, часто моргая. Дура, какая же я дура! Сама придумала, сама обиделась. Сама приняла банальную вежливость — да, непривычную для нашего мира, но вполне нормальную здесь! — за какие-то особые душевные качества, сама расстроилась, когда он оказался обычным человеком своего времени — а кем еще он должен был оказаться?
Только все равно хотелось плакать.
— Как телесное, так и душевное. — Стрельцов выделил голосом последнее слово. — В некоторых ситуациях благонравие важнее всего остального.
Варенька ахнула.
— Я поняла! — воскликнула она. — Ты считаешь, что здесь неподобающее… Но ты же сказал, что эта история — неправда! Глупая выдумка!
Я развернулась.
— Выдумка?
Голос сорвался. Я прокусила губу — так что во рту стало солоно от крови, но это не помогло. Слезы потекли по щекам.
Варенька растерянно перевела взгляд с меня на кузена, и снова на меня.
— Уйдите, — выдавила я. — Оба. Пожалуйста.
Стрельцов дернулся ко мне и тут же остановился, словно наткнувшись на невидимую стену. На его скулах расцвели красные пятна, во взгляде промелькнуло… опять я выдумываю, откуда во взгляде этого солдафона, ставящего приличия выше всего остального, возьмутся растерянность и сочувствие. Он взъерошил волосы коротким движением, снова провел ладонями по лицу, будто стирая с него все эмоции, и подхватил Вареньку под локоть.
— Глафира Андреевна…
Девушка легким движением