Что касается США, их участие в конфликте оставалось ограниченным. Цель американской политики в Сирии, как представляется, состоит в том, чтобы избегать серьезных военных обязательств, но добиваться конкретных результатов. Около двадцати лет назад я написал книгу об американской внешней политике под названием «Шериф поневоле». Речь в ней шла о внешней политике США в период президентства Билла Клинтона, но с годами я стал думать, что эта характеристика намного больше подходит Бараку Обаме[133]. Нельзя отрицать, что рейд, в ходе которого убили Усаму Бен Ладена, был смелым решением, но это своего рода исключение, которое вполне могло отражать узкую цель миссии. Гораздо чаще Барак Обама проявлял осторожность при рассмотрении возможности военных интервенций (или их продолжения) значительного масштаба и длительности. В той же Сирии, даже когда ситуация ухудшилась, политика США не изменялась сколько-нибудь заметно. Велись обстрелы и бомбардировки позиций ИГИЛ, но наземные силы не задействовались. США выступили против создания гуманитарных зон или безопасных районов для сирийского гражданского населения, потому что это потребовало бы выделения существенных воздушных и наземных сил – американских или сил союзника, например Турции. Попытки создать «умеренную» сирийскую оппозицию признали бесполезными в 2015 году, после нескольких лет бесплодных и дорогостоящих усилий. Лишь к 2016 году начала формироваться несколько более перспективная стратегия – вооружение местных курдских и суннитских группировок, воздушные атаки на позиции ИГИЛ, внедрение американских советников из бойцов подразделений специальных операций в ряды курдских и суннитских боевиков. Но США отказались выделять суннитским группировкам более смертоносное вооружение (например, ракеты класса «земля-воздух») или открыто нападать на сирийские военные объекты – быть может, опасаясь конфронтации с Россией, чьи самолеты уже летали в сирийском небе.

В итоге к началу 2016 года в Сирии сложился своего рода динамический тупик: правительство стабилизировалось благодаря поддержке России и Ирана, ИГИЛ и «Ан-Нусра» контролируют уменьшающиеся, но все еще значительные части территории страны, курдам принадлежит узкая полоса земли на севере, вдоль турецкой границы, а суннитские группировки владеют каждая малыми кусками территории. В наибольшей степени пострадал сирийский народ, сотни тысяч людей погибли, более десяти миллионов потеряли свои дома и стали либо внутренне перемещенными лицами, либо беженцами. Имеется немало других проигравших, в том числе соседние страны и Европа, куда хлынули потоки сирийских беженцев, а США из-за Сирии подмочили репутацию и ослабили степень своего влияния на мир.

Некоторые признаки дипломатического урегулирования появились в конце 2015 года, когда резолюция Совета безопасности ООН № 2254 предложила ряд принципов, которые непременно должны лечь в основу мирного соглашения для Сирии[134]. Время от времени США и Россия объявляли о локальном «прекращении военных действий»[135]. Но было бы неправильно преувеличивать значение этих мер и заявлений. Как правило, дипломатия и переговоры отражают складывающиеся реалии, а вовсе их не изменяют. Потому-то в резолюции СБ ООН не упоминается о необходимости отставки сирийского президента Асада, хотя эта задача приоритетна для Саудовской Аравии, Турции и многих сирийских оппозиционных группировок. Вдобавок нет уверенности в том, что основные сторонники сирийского режима, включая Россию и Иран, готовы подписать документ, подразумевающий уход Асада. Налицо также полное отсутствие единства среди множества оппозиционных группировок. Разумеется, при обсуждении будущего Сирии речь не шла об экстремистских группировках вроде ИГИЛ и «Ан-Нусры», которые контролировали часть сирийской территории. Между тем боевые действия продолжались во многих районах страны, а гражданское население Сирии продолжало платить высокую цену за беспорядок; страна фактически разделилась на зоны, контролируемые правительством или той или иной группировкой.

Хаос в регионе усугубился событиями в Йемене. Эта страна также пострадала от «арабской весны». Протесты, вооруженные столкновения и толика региональной дипломатии привели к власти новое правительство во главе с бывшим вице-президентом в начале 2012 года, но этому правительству досталась страна, в которой хуситы (шиитское повстанческое движение) и «Аль-Каида» подорвали доверие к правительству и саму стабильность государства. К 2015 году дееспособность правительства, в котором доминировали сунниты, оказалась под угрозой, и тут Саудовская Аравия начала наносить воздушные удары по силам хуситов (в которых Эр-Рияд видел, по сути, иранских наемников). Тем самым Йемен влился в ряды тех стран Ближнего Востока, что были вынуждены заплатить огромную гуманитарную цену за войну, одновременно гражданскую, чужую и региональную.

Саудовское вмешательство оказалось дорогостоящим предприятием для страны, существенно ослабленной низкими ценами на энергоносители и распрями из-за очередности наследования среди принцев. Министр иностранных дел Саудовской Аравии назвал интервенцию «войной по необходимости», но на самом деле это была война по выбору[136]. Саудовская Аравия располагает скромными возможностями для самозащиты, которые в целом соответствуют ее ограниченным военным возможностям и непростому финансовому положению. Вполне могло сложиться так, что Саудовская Аравия, номинально «исламское государство», контролирующее главные святыни ислама, окажется чрезвычайно уязвимой для ИГИЛ – ведь последняя выглядела реформаторским движением в глазах многих молодых, технически образованных саудовцев, которым не суждено при нынешней ситуации сделать достойную карьеру в стране, пораженной повсеместной коррупцией и социальным неравенством.

Здесь нужно упомянуть еще об одной стране, а именно, об Ираке. Сумятица в Ираке не была следствием «арабской весны». Напротив, ряд критических событий предшествовал возникновению этого «поветрия», опередив его на несколько лет. В 2005 и 2006 годах положение в Ираке продолжало ухудшаться. Немалая часть внешнеполитического истеблишмента США выступала за уменьшение вовлеченности Америки в этот «проект», который обернулся фиаско[137]. Но с начала 2007 года президент Джордж Буш-младший сделал выбор в пользу нового подхода, нацеленного на обеспечение безопасности населения западной, преимущественно суннитской, части Ирака. Эта политика имела два измерения: расширение финансовой и военной помощи ряду суннитских общин (иногда говорят о так называемом «суннитском пробуждении») и увеличение военного присутствия США приблизительно на тридцать тысяч солдат (часто это решение именуется «всплеском» или «волной»). Эти действия, как казалось, принесли некоторые успехи, и к концу 2008 года «Аль-Каида» в Ираке перешла к обороне; на значительной части территории страны удалось добиться хотя бы подобия стабильности[138]. В качестве одного из последних крупных внешнеполитических шагов на посту президент Буш подписал соглашение о статусе вооруженных сил с премьер-министром Ирака Нури Аль-Малики: стороны договорились, что боевые подразделения США будут выведены из Ирака к концу 2011 года[139].