Маша никаких вопросов задавать не стала – видно, тоже надоело ей дождливым вечером в пустой комнате над книжкой сидеть. Всунула ноги в спортивные тапки и с готовностью последовала за Касей.

Девушки, не включая основного освещения, перешли в хозяйское крыло.

– Кривцова дома нет, так что не дрейфь, – попутно просвещала Кася. – А если появится – сбежать успеем. Охрана, когда он во двор въезжает, сразу прожектор врубает, так что все из окна видно… Он еще из машины не успеет выйти, а мы уже смоемся.

– В его комнату, что ли, идем? – замедлила шаг Мария.

– Что там делать? – фыркнула Кася. – Одни книжки умные да журналы с бабами…

И втолкнула няню в хозяйкину спальню. Включила свет. Гостеприимно предложила:

– Располагайся. Чувствуй себя как дома.

– Ух ты! – не удержалась от восхищенного возгласа Маша.

– Ага. Меня первый раз тоже впечатлило, – кивнула Кася. – Будто Версаль какой…

Комната Кривцовой действительно являла собой эффектное зрелище. Площадью метров пятьдесят, оформлена в сдержанном кремовом цвете, огромный эркер, расшитые золотом портьеры, пушистый, на весь пол, ковер, прихотливо сработанные светильники. А уж кровать, расположенная в центре комнаты, совершенно поражала воображение. Настолько огромная – взвод солдат разместить можно. Жаль только, вояки бы не оценили покрывала ручной работы, изогнутых, красного дерева ножек, царственно ниспадающего балдахина…

…И Машу потянуло к королевскому ложу, будто магнитом. Даже тапок не сбросила – плюхнулась с размаху на тщательно заправленное покрывало. Пробормотала:

– Вот это люди живут!

А Кася – уже неоднократно бывавшая в барских покоях – весело поинтересовалась:

– Ну, что? Мыслей о революции, о справедливом перераспределении благ не возникает?

– Не-а, – покачала головой Маша. – Но врать не буду: завидно.

Секунду подумала и добавила:

– Хотя чему завидовать? Хозяйку-то отсюда выгнали…

– Ну, может, отсудит себе чего-ничего. Хотя бы даже эту кровать, – отмахнулась Кася. И светски предложила: – Что желаем-с? Выпить, закусить, телевизор? Или, может быть, осмотреть наряды?

– Да что их смотреть – только расстраиваться, – отмахнулась Маша. – А телик-то, телик! Я такого и не видела никогда…

– Называется «плазма», – важно заявила Кася. – Разрешение – хрен знает сколько пикселей. И колонок вон до фигища, видишь? Звук – тоже особый, как в долби-кинотеатре.

– Включаем! – весело скомандовала Мария.

А Кася про себя снова подумала: не ошиблась она в новой няньке. Нормальная девчонка. И реагирует на все правильно.

Горничная на всякий случай выглянула в окно – не въезжает ли во двор хозяин – и завладела пультом. На экране замелькали картинки.

– Так, «ОРТ», «Россия», все это тоска… Тут три канала с киношками есть. Сейчас найду…

Но Маша вдруг перебила:

– Подожди!

– Чего? – Кася удивленно взглянула на экран.

Обычное кулинарное шоу. Какая-то смутно знакомая толстая тетка, кажется, писательница, не очень ловко резала морковку и глупо хихикала в ответ на едкие комментарии ведущего.

– Нет, не это, – досадливо поморщилась Маша. – Предыдущий канал верни!

– Да там скучня… – щелкнув кнопкой, начала Кася.

Однако переключила – и сама ахнула:

– Кривцова!

Да еще и в той самой кофточке, которую Кася мерила буквально вчера. Значит, съемка старая – одежка-то в гардеробной так и висит.

– Ну-ка, давай громче, – потребовала Маша.

Однако вместо хозяйки на экране уже показался ведущий. Этого Кася тоже знала – хотя программу его, про разоблачения и скандалы, смотрела редко. В ней все больше политиков показывали да нудили про финансовые махинации. А Кривцова-то сюда за какие заслуги попала?..

Девушки обратились в слух. Ведущий провещал:

– В нашем распоряжении оказалась чрезвычайно любопытная, снятая любительской камерой видеозапись. Это признания женщины, много лет проработавшей в доме Макара и Елены Кривцовых. Внимание на экран!

Изображение дернулось, задрожало – и экран высветил неопределенного возраста, скромно одетую даму. Она стояла, облокотившись на перила веранды (веранды особняка Кривцовых!), и, похоже, изрядно волновалась.

Маша – та видела ее впервые. Кася же только ахнула:

– Настька!..

А мужской голос за кадром произнес:

– Итак, знакомьтесь. Няня дочери Кривцовых – Анастасия Павлючкова.

Женщина бросила неуверенный взгляд в камеру и тут же снова опустила глаза.

Журналист продолжал:

– Госпожа Павлючкова работает на Кривцовых почти пять лет. Она прекрасно знает всю подноготную звездного семейства и может многое нам рассказать о взаимоотношениях супругов между собой и, конечно, о том, как они обращались со своей единственной дочерью Лизой…

По лицу няни пробежала тень, она сжалась еще больше, втянула голову в плечи. Камера тщетно пыталась выхватить ее лицо.

– Когда это ее засняли? – пробормотала Кася.

– Недавно, – эхом откликнулась Маша, – смотри: осень уже, листья желтые…

Но тут мужской голос обратился непосредственно к няне.

– Как вы полагаете, Анастасия, – задушевно поинтересовался журналист, – госпожа Кривцова любит свою дочь?

Няня облизнула губы. Кажется, она страшно нервничала и больше всего сейчас хотела сорвать петличку микрофона и сбежать.

– Мы очень ждем вашего рассказа, – подбодрил женщину интервьюер.

Анастасия вдруг выпалила – торопливо, срывающимся голосом:

– Елена? Любит Лизу? Да девочка ей за одним нужна – похвастаться. По субботам иногда приказывает мне: одеть ребенка понаряднее, обязательно чтобы бант в волосах, и тащит Лизочку куда-нибудь в галерею или на прием, где народу побольше. Чтобы людям показать, какая у нее дочечка.

– Но ведь все родители гордятся своими детьми, – парировал журналист.

Однако Настя вдруг осмелела. Метнула в камеру насмешливый взгляд и произнесла:

– Ага. Только Лизочка мне призналась: все эти вечеринки, куда с мамой надо идти, она ненавидит. И вообще маму боится. А что вы хотите? Елена за всю жизнь ни разу даже не искупала, не перепеленала своего ребенка. Могла только рядом постоять, когда Лиза маленькая была. Но, если я раздеваю ее и памперс грязный, сразу сморщится. Скажет: «Фу, какая вонь!» И уйдет.

– Ходят слухи, что Елена очень груба с дочкой. Это действительно так? – последовал очередной вопрос.

– Ну… иногда утром мать входит в комнату, а Лиза «доброе утро» сказать забудет. Ну, и Елена ей тогда: «Чего молчишь? Здравствуй, задница!» Лизочка сразу плакать начинает, а мать еще пуще злится. Кричит на нее: «Ну, что ты все время скулишь?»