Харри посмотрела и увидела такой же разрез, но тщательно починенный крохотными ровными стежками желтых ниток.

– Все Всадники носят так. Многие из нас удостоились разреза от руки короля, став первыми в Лапрунских играх, как я сам много лет назад. Это Корлатов отец рассек мой кушак. Двое или трое из нас получили их в другое время. Любой, кому достаточно повезло и его кушак рассек сола или сол, носит его зашитым всю жизнь.

В голове у Харри зазвучал голос Бет: «Они приезжают в этих своих длинных одеяниях, которые носят всегда. Даже лица закрывают, и не видно, улыбаются они или хмурятся. А некоторые еще носят эти смешные штопаные кушаки».

– Я научу тебя, как починить твой: это надо сделать собственноручно, ведь и чистить собственный меч, и платить своим вассалам нельзя кому-то передоверить. – Он хитро глянул на ученицу и добавил: – Не изволь сомневаться, все кушаки, срезанные тобой вчера, сберегут и починят. И будут хвастаться разрезами, полученными от дамалюр-сол, чья доблесть впервые проявилась, когда она стала первой в Лапрунских играх.

Харри позволила Матину снова повязать багровый пояс вокруг ее талии. Он не стал подтыкать концы, как делала она, тщась замаскировать разрез. Вместо этого он вывел его горделиво вперед и закрепил длинной золотой булавкой. Харри стиснула зубы и молча последовала за ним по коридору.

Колонны уходили вверх на три этажа, где сливались со сводчатым потолком. Пол покрывали большие квадраты, два шага в длину и два в ширину, но внутри черно-белой границы каждого крохотными мозаичными плитками были выложены картины. Харри пыталась разглядывать их, ступая по ним, и видела великое множество коней, мечи, восходы и закаты над горами и пустынями. Она настолько увлеченно смотрела под ноги, что не заметила, как Матин остановился, и налетела на него.

Они стояли под аркой в три этажа высотой, образованной колоннами. По обе стороны от них пространство между высокими каменными столбами заполняли стены. Их украшали гобелены. Впереди открывался громадный зал. Он тоже уходил на три этажа ввысь, и с далекого потолка свисала люстра на цепи длиной в сотни футов. Учитель и ученица спустились на шесть ступеней, пересекли двенадцать квадратов пола и поднялись по девяти ступеням на широкий квадратный помост. По трем сторонам помоста располагался накрытый белой скатертью стол. С четвертого края еще три ступени вели вверх к длинному прямоугольному столу на помосте поменьше. Вокруг малого стола сидели Корлат и семнадцать Всадников. Справа от короля оставалось два пустых места. «Стулья», – умилилась Харри. Похоже, стулья в Городе вполне обычное дело, даром что в кроватях тут не понимают.

Они сели, слуги дома принесли еду, и все принялись за трапезу. Харри внимательно следила за теми, кто подносил блюда. Среди городских слуг женщин и мужчин было примерно поровну. Харри порывисто повернулась к Матину и спросила тихо, чтобы Корлат не слышал:

– Почему в походном лагере у нас не было домашних слуг-женщин?

Матин улыбнулся птичьей ножке, которую держал в руке.

– С нами вообще было мало женщин.

– Когда мы через несколько дней выступим, – подал голос Корлат, – то возьмем нескольких с собой, если ты этого хочешь. Даже войско, идущее на войну, нуждается в некотором уходе.

– Не сочтите за глупость, – натянуто отозвалась Харри, – но мне будет приятно, если служанки дома отправятся с нами.

Король торжественно кивнул, а Харри вспомнила тот, первый пир. Тогда она сидела молча, еще сбитая с толку и перепуганная после скачки через пустыню мешком поперек Корлатова седла. «И я по-прежнему сбита с толку и напугана», – подумала она печально и коснулась золотой булавки на кушаке. Металл холодил пальцы.

За едой говорили о только что прошедших Лапрунских играх и о том, как показал себя сын такого-то и такого-то. Всадники следили за Играми с большим вниманием, подогреваемым близостью северян. Матин одобрительно отозвался о выступлении девицы по имени Сенай. Ей предложат присоединиться к войску, когда то будет готово выступить. Кисин тоже высоко оценил ее, поэтому она осталась в Городе, надеясь на подобный призыв.

– Где ее дом? – спросил Корлат.

Матин нахмурился, припоминая.

– Схпардит, – сказала Харри.

– Схпардит? – удивленно переспросил Матин. – Должно быть, дочка старого Нандама. Он всегда говорил, что из девки солдат вырастет. Хорошо для нее.

– А из Матина, похоже, биллиту растет? – заметил Иннат, и по столу прокатилась рябь смеха.

Харри обернулась к наставнику, и ей показалось, что вид у него бесстрастнее обычного.

– Я выбираю только лучших, – твердо сказал Матин, и все снова рассмеялись.

«Биллиту» – «любитель дам». Харри непроизвольно улыбнулась.

Никто не упоминал о блестящем выступлении юноши на большом гнедом, которому досталась бульшая часть похвал, и Харри потихоньку расслабилась. «Хотя, – подумала она, глядя в свой кубок, – наверное, вино тому способствует». Трапеза текла своим чередом.

Наконец все убрали, и повисла выжидательная пауза. Еще прежде, чем показался человек с кожаным сосудом, Харри поняла, что сейчас принесут Воду Видения. На сей раз она понимала, о чем говорили Всадники. Война присутствовала почти во всех видениях. Война с северянами, и вел их некто больший, чем человек, меч его сверкал цветом безумия, и ужас наполнял сердце любого, кто выезжал против него.

Фаран рассмеялся коротко и невесело и заявил, что увиденное им никого не касается. Хантиль видел собственный клан, мрачно скачущий к Городу с неведомой вестью. Хантиль был родом из деревни в горах, где проходила северная граница Дамара.

– Мне это не нравится, – заметил он. – Никогда не видел отца таким суровым.

Иннат вздохнул над своим Видением:

– Я видел Озеро Грез. Словно бы ранняя весна, на деревьях почки. Всадники едут по берегу, но нас всего пятнадцать.

Матин набрал в рот Воды и уставился в пространство, будто обратился в камень, статую в каменном Городе. На лице его выступил пот, и капли покатились по лбу. Затем он шевельнулся и ожил, но пот продолжал течь. Голос его, когда он заговорил, был хриплый:

– Я горю. Больше ничего не знаю.

Как только руки Харри сомкнулись вокруг горла фляги, в коричневой коже бурдюка, между тонкой оправой, проступила другая картина, не та, которую вытеснил там кожевенных дел мастер. Она увидела Цорнина, застывшего посреди пустыни. И всадник его держал белый флаг или кусок белой ткани, привязанный к концу палки.

– Что ты видишь? – мягко спросил Корлат, и она рассказала.

Нос и подбородок всадника закрывала белая ткань, но Харри дрожь пробрала при мысли, что она видит собственное лицо таким жутким образом. А вдруг все еще хуже и это не ее лицо? Цорнин перешел на рысь, а затем пустился в галоп, и Харри увидела, куда они направляются. Впереди маячили восточные ворота Генерала Мэнди. Затем картина рассеялась, и у нее перед глазами снова возникла затейливо обработанная поверхность бурдюка с Водой. Харри поднесла его к губам.