– Но почему же вы считаете, что он – мойсоотечественник?

– Потому что он убивает русских. Сами посудите:ротмистр Русской армии Врангеля Хренов, полковник Шмидт – обрусевший немец,далее – ростовщик Фома Сушкин – русский эмигрант…

– А эти, последние? – расстроенно спросилГорецкий.

– Женщина была зарегистрирована как проститутка – у насс этим строго – и звали ее Мария Костромина. Из эмигрантов. Здесь очень быстрообнищала, стала нюхать кокаин и так далее. Ее сутенер выдавал себя за турка, нона самом деле был грузином – и тоже прибыл из России. Так что я считаю, чтоубийца – ваш соотечественник. Если бы он убивал негров, то я считал бы, что онсам негр или вырос там, где негров очень много. Если он убивал испанцев, ясчитал бы, что он испанец или прожил в Испании большую часть жизни.

– Позвольте с вами не согласиться, – Горецкийнаклонился вперед и поднял руку в жесте протеста, – негров чаще всегоубивают белые, страдающие расовой ненавистью. Может быть, этот маниак так жененавидит русских?

– Я сказал уже, – в голосе Джафара не слышалосьнедовольства, он по-прежнему был тускл и негромок, – что больше всегоненавидит тех, с кем долго прожил вместе. Негров убивают зачастую белые, нотолько те, кто вырос в южных американских штатах, а отнюдь не в Гренландии.Сколько я знаю ваших соотечественников – нет на свете такого народа, которыйбыл бы более враждебен к русским, чем сами русские…

Горецкий откинулся назад, больно ударившись о жесткую спинкустула, и горестно склонил голову:

– Вынужден с вами согласиться. Ни один народ нененавидит нас так, как мы сами. Что ж, я сейчас же займусь расследованием исделаю все, что в моих силах. Что-то подсказывает мне, что убийца неостановится на достигнутом. И, поскольку протокола осмотра тел, которыенаходятся в анатомическом театре, придется ждать до вечера, я предлагаюдопросить еще раз есаула Чернова.

– Время обеда, – любезно напомнил Джафар.

– Да, неразумно начинать сложное дело на голодныйжелудок, – согласился полковник.

Он секунду помедлил, внезапно осознав, что ему не хочетсяобедать вместе с Джафаром Карманли, что он вообще не может себе представить,как тот ест, спит и делает все остальное. Было такое впечатление, что помощникначальника полиции живет только в этом кабинете, а по окончании рабочего дняисчезает из него в небытие, чтобы утром снова возникнуть за столом из ничего.Полковник Горецкий решил немедленно взять себя в руки, но Джафар уже вызвалполицейского и, улыбаясь одними губами, что означало у него крайнюю степеньвежливости, велел проводить полковника к выходу с тем, чтобы встретить егочерез час. Горецкий сдержал готовый вырваться вздох облегчения и ушел обедать.

Поел он в находившемся неподалеку греческом ресторанчике безвсякого аппетита, потому что хоть и кормили в этом месте отменно, но все блюдапоказались полковнику невкусными. Только за кофе – очень крепким и оченьсладким, который он еще с крымских времен привык пить по-турецки – запиваяледяной минеральной водой, – полковник Горецкий несколько просветлел лицоми предался легкой задумчивости.

– Маниак, – бормотал он тихонько себе поднос, – хм… маниак? С чего это в Константинополе взяться маниаку? Да ещерусскому…

Бывало там, в России, в его практике всякое – не зряпрофессор Горецкий считался в свое время лучшим в Петербурге специалистом поуголовному праву. Память у него была очень хорошая, так что сейчас он сразувспомнил подходящие дела. М-да, маниак. Что ж, все может быть… Горецкийприслушался к себе и понял, что не верит ни в какого маниака. Впрочем, в данныймомент следовало отложить в сторону интуицию и рассуждать логически.

Джафар Карманли сообщил ему о пяти одинаковых убийствах,вернее о четырех, потому что сутенера и проститутку убили вместе. Пока что связываетвсе эти убийства только одно: смерть от удара в затылок шилом или другим острымпредметом. Полковник на мгновение усомнился: не может ли быть, чтобы Джафарнарочно подсунул ему эти убийства, чтобы увести его с правильного пути, отвлечьот расследования убийства полковника Шмидта? Он подумал еще немного и решил,что этого не может быть. Несмотря на довольно неприятные внешность и повадки,Джафар производил впечатление добросовестного полицейского, он былзаинтересован в раскрытии убийства полковника Шмидта так же, как и Горецкий.Итак, все мертвые – русские. И вот это-то и настораживало, потому что опытпрофессора Горецкого говорил о том, что для маниака такой связи недостаточно.Ну, допустим, Джек-Потрошитель убивал молодых женщин легкого поведения… Как ниужасно это звучит, но логика в его действиях была. А в этом деле? РотмистрРусской армии, старый ростовщик, полковник Шмидт и проститутка со своимсутенером. Неоднородная компания… И если проститутку, старика и даже ротмистранеизвестному было убить легко, потому что никто ими не интересовался и неохранял, то с полковником Шмидтом дело обстояло совершенно по-другому. Убийцаподгадал момент, когда полковник отослал своего охранника. Зачем он это сделал?Вот с этого Горецкий и начнет допрос есаула Чернова.

Высокий человек в хорошо пошитом английском френче без погонщедро расплатился с хозяином ресторанчика, который сам обслуживал важныхпосетителей, а что этот клиент – важный, он угадал, как только тот вошел.Военный поблагодарил хозяина по-гречески и вышел на улицу. Годы сделали егопоходку несколько тяжеловатой, но видно было, что человек еще крепок и не скороподдастся старости. Хозяин ресторана проводил его взглядом через открытуюдверь, заметил, что тот вошел в здание полиции, и удовлетворенно улыбнулся. Онне ошибся: его посетитель очень важная персона!

Джафар Карманли по-прежнему сидел в своем кабинете и что-тописал.

– Вы пришли вовремя, – констатировал он, неподнимая головы, – сейчас приведут Чернова.

За дверью раздался шум, возня, и здоровенный турецкийполицейский втолкнул в комнату нечто, что недавно было есаулом Черновым.Малиновая некогда черкеска, вернее, то, что от нее осталось, висела на телевошедшего, как на вешалке. Щеки его ввалились, глаза лихорадочно блестели ибеспокойно перебегали с Джафара на полковника. Лицо было какого-то желтогоцвета, и, внимательно приглядевшись, Горецкий обнаружил, что оно все покрытозаживающими синяками.

От толчка полицейского есаул не удержался и сполз на полвозле стены. Джафар махнул рукой, отпуская конвоира, и пристально посмотрел наЧернова.

– Встать! – проговорил он тихо, одними губами, ноарестованный услышал и со стоном начал приподниматься.

– Молчать! – так же тихо приказал Джафар.

Есаул встал с трудом, держась за стену.

– Хм, однако! – решил напомнить о себе полковникГорецкий. – Вы говорили, уважаемый Джафар-эфенди, что условия содержанияесаула вполне сносные. Но я, признаться, удивлен.

– Условия обычные – те, в которых содержатся иноверцы.Разумеется, они отличаются от тех, в которых содержатся подданные Османскойимперии, – невозмутимо отвечал турок. – Камеры сухие, но, конечно, вних много народа. Два раза в день дают воду.