трех отделов. Учебный фонд, научный и художественный. Учебный фонд нуждается в новых учебниках. Именно новых. Но все новые учебники распределяются ещё на стадии планирования. Мы получаем новый учебник, а совсем старый, например, «Биологию» пятьдесят четвертого года, списываем, как устаревшую. Просто старую, шестьдесят шестого года, оставляем, потому что новой на всех не хватит. То есть численность книг в фонде более-менее постоянна, в идеале соответствует потребности студентов.

Идем дальше: художественный фонд. Врач должен быть культурным, образованным человеком, с богатым словарным запасом, чего нельзя достичь без чтения художественной литературы. Таков смысл художественного фонда нашей библиотеки. И что мы видим?

– Что мы видим? – эхом отозвался я.

– Значительная часть книг маловостребована. Три четверти. То есть читатели берут их раз в год и реже. Что берут часто? Книги по школьной программе – это сотрудники для детей, понятно. Ещё – если на экранах кинотеатров или по телевидению показывают экранизацию. Покажут «Анну Каренину» – берут «Анну Каренину», покажут «Вия» – берут «Вия». Так то Толстой, Гоголь. Но посмотрите, – она взяла со стола небольшую книжечку.

– Глеб Успенский, «Нравы Растеряевой Улицы». Вы читали?

– Нет, – признался я.

– Очень интересная книга. Очень. А, судя по листку выдач, за семь лет её брали два раза. Или другая, – Евгения Максимилиановна показала книгу и вовсе чистенькую. – «Рассказы молодых писателей Дальнего Востока». За шесть лет ни одной книговыдачи.

– Ну…

– Мы пропагандируем эти книги, но результат невелик. И потому расширять художественный фонд тоже не видим острой нужды. Правда…

– Правда?

– Детективы, фантастика, вообще острый сюжет – такое идёт нарасхват. Ваш журнал, например, «Поиск», рвут из рук. Очередь на него на год вперед, – и она посмотрела на меня, будто я в том виноват.

Отчасти да, отчасти виноват.

– Мы передали институту три подписки на будущий год. Дополнительно.

– Это радует. Каждый журнал прочитает человек пятьдесят, после чего он, увы, истреплется и сойдет на нет. Двенадцать номеров – стало быть, шестьсот прочтений. У нас уже две подписки, плюс три – три тысяч прочтений. Большое дело, – но я видел, что ей хотелось большего.

Мне бы тоже хотелось.

– У нас в декабре приложение выходит. Альманах, – сказал я. – Толстая такая книга в твёрдой обложке. Думаю, мы сможем предоставить институту несколько экземпляров. И у нас есть другие планы, – о планах я умолчал. Вот сделаем, тогда и расскажу.

– Мы будем надеяться, – ответила Елена Максимилиановна.

– Я бываю заграницей, там всяких книжек море. Могу привести десяток-другой. На английском, немецком, французском. Ту же фантастику, например, или детективы. Новейшие.

– Мы не можем выдавать книги, не прошедшие одобрение Главлита. А получить его непросто, одобрение. Долго и муторно. И не факт, что книга не затеряется по пути туда-сюда. Что важнее, книги на иностранных языках не пользуются спросом у читателей: у нас есть сотня книг издательства «Прогресс», есть Конан-Дойль, Честертон, даже Сименон, но берут Гоголя, Толстого, Тургенева – на английском. Чтобы легко сдать тысячи. «Муму» на английском, «Муму» на русском, и вуаля! Не читают у нас на иностранных языках. Не могут.

– У нас в ноябрьском номере Сименон, – похвастался я.

– Один номер у ректора, другой у парторга, третий у профорга, – ответила главная библиотекарша. – Вернут, непременно прочитаю. Как вам удалось?

– Попросили.

– У самого Сименона?

– Да.

– Вы видели Сименона? В Париже?

– Видел. Мы все его видели, то есть Бочарова, Стельбова и я. Редакция журнала. Договорились о встрече, посидели за кальвадосом… Только не в Париже, а в Лозанне.

– И Сименон дал вам повесть?

– Думаю, в порядке эксперимента.

Библиотекарша вздохнула.

– Лозанна, Сименон, кальвадос…

Потом вздохнула ещё раз и продолжила:

– Девяносто процентов книг научного фонда в течение трех лет остаются невостребованными. На самом деле – больше, просто статистику мы ведем за три года. Книги лежат мёртвым грузом. И если насчет Гоголя с Белинским есть надежды, что когда-нибудь их все-таки станут читать, то насчет монографий… Ну кому, скажите, нужен труд Бошьяна тысяча девятьсот сорок девятого года «О природе вирусов и микробов» сегодня? Только из любопытства разве почитать. Как курьез. Но люди заняты, им некогда рассматривать курьезы прежних лет. Бошьян ладно, это все-таки казус известный. Куда больше книг никаких – унылые компиляций середины прошлого века, устаревшие ещё до того, как попали в типографию.

Из десяти процентов востребованных книг пять процентов записаны за сотрудниками кафедр, и находятся у них годами – кто-то пишет диссертацию, кто-то просто положил на полку и надеется прочитать, но всё как-то некогда. Или поздно. Научные монографии устаревают быстрее, чем учебники: учебники читают ради базовых знаний, монографии же интересны знаниями свежеобретёнными. И, наконец, все серьезные преподаватели заказывают для личных библиотек новые книги по планам издательств через «Медкнигу», «Научную книгу» и им подобным. Заказы как правило принимаются и как правило исполняются.

– А оставшиеся пять процентов?

– Это студенты, интересы которых шире учебной программы. Ищут, читают, думают. Но наших возможностей почти достаточно. Почти – потому что невозможно предсказать, что закажет такой студент завтра. А если невозможно предсказать – невозможно и запастись. В конце концов, есть межбиблиотечный абонемент и есть московские библиотеки, та же Ленинка.

– То есть и в научных книгах нужды нет?

– Вам лучше пройтись по кафедрам. Это и проще, и полезнее.

– Проще?

– Конечно. Вы привозите книгу из Швейцарии или Канады, и, как частное лицо, передаете её профессору или доценту. Никакого Главлита, никакой бюрократии. А профессор или доцент донесут то, что нужно, до студентов.

– Возможно, возможно, – Евгения Максимилиановна сказала то, что я решил инстинктивно на первом курсе. Прочитал сам – отдай в группу. Или на кафедру. Если попросят.

– А у нас есть очень любопытные книги, – она подошла к шкафу и достала солидную книгу ин-октаво в переплете черной кожи. – После войны нам доставили много книг из Германии. В счет репараций. Я, тогда девчонка, старательно их оформляла. Только вот большинство книг тоже остались невостребованными. Не по-русски написано, да и вряд ли это актуально – то, что написано.

Я взял книгу, раскрыл. Средневековая латынь.

«Кто в эту книгу заглянуть дерзнет, того Кромешный Ужас унесёт».

– Да, вряд ли актуально. Но любопытно. Значит, как я понял, библиотеку интересуют книги остросюжетные? Детективы, приключения, фантастика?

– Читателей интересуют, – поправила меня Евгения Максимилиановна. – Мы работаем для читателей.

– Разумеется, разумеется. Хорошо, мы посмотрим, что можно сделать.

– Мы? – библиотекарша невольно – или вольно – выделила местоимение.

– Николай Второй, да. Мы – это редакция «Поиска». Знаете, в процессе работы завязываются связи. Мы им свои книги, они нам свои, и вообще…

– Связи – это прекрасно, – нотки