– Нельзя думать, что ничего не ждет, у тебя вся жизнь впереди, – говорю я и убираю свою руку из-под ее ладони – потому что не очень-то представляю, что с ней делать. Тянусь за бокалом, делаю глоток.

Да, эти годы совместного проживания с Мартой вывели меня в тираж.

– С тобой так здорово разговаривать.

О, это точно. Достаточно просто не перебивать и не отвечать – и прослывешь гениальным собеседником.

– Что ж, мне, наверно, надо идти… – Мальвина смотрит на часы, а мне по какой-то непонятной причине уже тоже не хочется продолжать это свидание.

Милая девушка, и время еще детское. Но что-то неуловимо изменилось – и я не очень понимаю, что именно.

Целый вечер коту под хвост.

– Конечно. Дай мне свой телефон. – Я вынимаю мобильник и записываю номер, который она мне диктует.

Обязательно позвоню.

Обязательно.

К черту такие вечера. Лучше бы футбол посмотрел.

– Позвоню на неделе, – обещаю я, машу официанту, плачу, ведь в баре всегда платит мужчина, а если у него денег не хватает – так пусть он тогда идет с девушкой в парк кормить уток. Хорошо, что у меня есть деньги.

Мальвина улыбается, мы встаем, целуем друга друга в щечки.

– До свидания!

– До свидания! – говорю я совершенно не своим, слишком бархатным голосом разочарованного в жизни брутала.

А на самом деле я вовсе не разочарован – просто она мне не слишком понравилась. Пятьдесят злотых на ветер.

* * *

Разумеется, я ей не позвонил.

Меня будит звонок телефона. Уже тринадцать двадцать. Вот черт! Звонит мать, чтобы я наконец все-таки приехал на обед. Она уверена, что теперь, когда я один, я умираю от недоедания.

На обеде будет ее подруга с мужем и пан Страшевский – ее партнеры по еженедельному бриджу. Все это она говорит в одно предложение.

А я не хочу.

– Мама… – начинаю я решительно, но она с укором спрашивает:

– Ты что, спал, милый?!

– Да ты что! – вру я ей прямо в глаза, то есть в телефонную трубку.

– Боже, значит, ты опять простудился! У тебя такой голос! Ты вообще такой странный, милый, такой слабенький – прямо как твой отец. И вообще о себе не заботишься, совсем, мальчик мой. Абсолютно! Ты же знаешь, я никогда не настаиваю, но сегодня…

– Мама, я не могу, – вставляю я наконец слово.

– Ты же знаешь, я никогда не настаиваю, но сегодня я не принимаю отказа. В пятнадцать часов, и не опаздывай, потому что это неприлично. Пока, милый!

Я сползаю с постели, как побитый пес. Что толку от свободы, если человек не может провести в постели полдня, никому ничего не объясняя!

Голова у меня болит как холера. Это всегда так бывает, когда я слишком долго сплю.

А все из-за этой чертовой Марты!

Я принимаю аспирин, который разъедает мне желудок, но ничего другого в доме нет. Заставить себя позавтракать не могу. Отскребаю ванну (непонятно, как она могла так зарасти грязью?!) и наливаю воду до самого верха. То, что надо.

На краю ванны стоит ее масло. Ему уже три месяца. Ну, раз ей на пользу было – мне тоже не повредит, хотя эта гадость вроде тоже имеет какие-то сроки годности. А с другой стороны – не буду же я его есть. Ничего, сойдет. Я сыплю в воду какие-то соли, которые открыл на прошлой неделе, и выливаю это масло. Вода становится розовой – хорошо, что никто этого не видит.

Ну и конечно – телефон.

Алина.

– Что поделываешь, Иерема?

Не скажешь ведь ей, что я лежу в ванне в остатках Мартиного масла в час дня в воскресенье.

– Читаю, – вру я.

– А не хочешь поехать со мной в Виланов? Такая уже весна настоящая, красиво. Хотя у тебя, наверно, уже какая-нибудь бабенка завелась…

Завелись у меня разве что только тараканы, но этого я ей не скажу.

– Меня матушка на бридж пригласила, – отвечаю я чистую правду, хотя поездка в Виланов была бы, конечно, более приятной альтернативой. – И ты единственная женщина в моей жизни, – добавляю с чувством.

В трубке тишина.

Либо я зашел слишком далеко, либо она не поняла.

– Алина?

– Я здесь.

– Ты же понимаешь, что я имею в виду.

– Понимаю.

Тишина.

– Может быть, сходим куда-нибудь на следующей неделе? – нарушаю я молчание. – Матушка считает, что я на пороге самоубийства, и решила заняться мною всерьез.

– А ты и правда на пороге?

– Шутишь?

– Ты все еще о ней думаешь, Иеремиаш!

Я начинаю злиться.

– Милая моя, вчера вечером у меня было свидание, и весьма удачное. Марта в прошлом!

– А расскажешь мне, что случилось? Почему вы расстались?

– Я тебе уже говорил. Просто так вышло. Что-то выгорело. Я думал, что она другая. И оргазма с ней я не испытывал. Нужное подчеркнуть.

– Иер, ты все время о ней говоришь, ты вообще отдаешь себе в этом отчет?

– Потому что ты спрашиваешь.

– Я хочу тебе помочь!

– Не надо мне помогать. Я с радостью съезжу с тобой куда угодно, но в следующее воскресенье. Следующая неделя у меня выпадает из жизни, потому что люди поехали на дачи и начали сажать цветы, а заодно раскапывать и разрубать лопатами спутниковые антенны.

– Ты по-прежнему без работы?

Я понимаю, что она имеет в виду.

– Без.

– Вот как раз об этом я и хотела с тобой поговорить. Знаешь… мой проект, кажется, приняли в производство.

– Алина! И ты только сейчас мне об этом говоришь?!! Это же фантастика!

Алина много лет крутится в кино. Она преодолевает ступеньку за ступенькой с очень большим трудом и упорством, один Бог ведает, как тяжело ей все дается. Она четыре года была исполнительным продюсером, больше двух лет что-то писала, ей все обещали помощь и все ее использовали – ее энергию, ее добрую волю, ее знания. Еще она занималась одной развлекательной программой, которая пользовалась большой популярностью в течение года. К сожалению, я в нее не попал оператором, меня не взяли, даже разговаривать не захотели, несмотря на то что она меня старательно двигала. Это был, кстати, один из неприятнейших моментов в моей жизни.

Программа называлась «Я буду твоей», и в основе ее лежала довольно интересная идея: в нее приглашали женщин, которые были готовы абсолютно на все, только бы Он принадлежал им. Такой немножко Джерри Спрингер плюс «Большой брат» плюс «Свидание вслепую». Эти женщины совершали там самые разные поступки – и компрометирующие, и восхитительные. Приглашали в передачу и незамужних девушек, и разведенок, и даже замужних, была даже одна восьмидесятилетняя старуха. И все они были готовы воевать, предавать, интриговать, подставлять и подставляться.