Для американских парашютистов грохот корабельных орудий у берегов «Юты» служил первым подтверждением, что вторжение разворачивается по плану. Но они потеряли при десантировании слишком много снаряжения и боеприпасов, противостоящие им силы противника все возрастали, и теперь все зависело от того, скоро ли подойдет 4-я пехотная дивизия.

Высадка морского десанта на «Юте» оказалась самой успешной по сравнению со всеми остальными секторами – здесь сыграло свою роль везение. Обстрел побережья из корабельных орудий, которым командовал находившийся на борту американского крейсера «Огаста» контр-адмирал Алан Дж. Керк, ничем не уступал по мощи обстрелу на «Омахе». В распоряжении Керка были американский линкор «Невада», английский монитор «Эребус», американские тяжелые крейсера «Куинси» и «Таскалуса», английский легкий крейсер «Блэк Принс» («Черный принц»), а с ближней дистанции вели огонь английский легкий крейсер «Энтерпрайз» и больше десятка эсминцев. Едва начался обстрел с моря, как мирные жители французских селений бежали в поля и пережидали там, в относительной безопасности.

Артиллеристы не попали по большинству немецких позиций, но все же расчистили значительную часть минных полей, на которые противник возлагал немалые надежды. Тем временем сбросили свой груз средние бомбардировщики 9-го авиасоединения – гораздо ближе к целям, чем самолеты 8-го соединения на «Омахе», хотя и здесь урон немцам был нанесен минимальный. Ракетные установки на кораблях тоже промазали, но все это, похоже, не играло большой роли.

Высадку на «Юте» производил 7-й корпус под командованием расторопного генерал-майора Дж. Лоутона Коллинза, известного среди солдат под прозвищем Молниеносный Джо. В первом эшелоне десанта пошел 8-й пехотный полк 4-й пехотной дивизии генерал-майора Реймонда О. Бартона. Главную роль сыграла удача: течение увлекло десантные катера и шлюпки прямо к устью реки Вир. 8-й полк под командованием полковника Джеймса ван Флита высадился в 2 км южнее, чем предполагалось, зато на таком участке, где сопротивление противника было куда слабее, чем там, где полку надлежало высадиться по плану.

Море здесь было спокойным, поэтому удалось не потерять ни одного из плавающих танков, за исключением четырех, находившихся на катере, который наскочил на мину и подорвался. Один из матросов вспоминал, что плавающие танки напоминали «удивительных морских чудищ, которые целиком зависели от похожих на пирожки громадных надувных баллонов, державших их на плаву. Идя за нами, они, переваливаясь с боку на бок, с трудом одолевали волну за волной и с еще большим трудом сохраняли подобие строя». Поскольку сопротивление противника было слабым, у танков почти не было целей, по которым они могли бы вести огонь. Даже артиллерийские орудия удалось выгрузить на берег без потерь. В целом 4-я дивизия потеряла в день «Д» 200 человек – гораздо меньше, чем при нападении немецких подводных лодок во время проводившихся в апреле у Слэптон-Сэндс учений «Тайгер»: тогда потери составили 700 человек.

Из старших офицеров на берег «Юты» первым ступил неотразимый бригадный генерал Тедди Рузвельт-младший – сын бывшего президента США Теодора Рузвельта и кузен президента Франклина Д. Рузвельта. В память отца Тедди назвал свой джип «Крутым гонщиком»[98]. Увидев, что 8-й полк высадился немного не там, Рузвельт справедливо рассудил, что менять место высадки теперь нет резона. «Начнем войну отсюда!» – объявил он.

Рузвельта, который беззаботно разгуливал под огнем со своей неизменной тросточкой, солдаты любили за его привычку всегда шутить с ними и за редкую храбрость. Многие подозревали, что втайне он мечтает погибнуть в бою. Один майор, добравшийся до берега вплавь, стал было искать укрытие, но «столкнулся с генералом Рузвельтом, который ходил вдоль мола, не обращая никакого внимания на вражеский огонь». «Генерал Тедди» был известен и другой своей привычкой: он вечно носил вместо каски старенькую серую вязаную шапочку, за что не раз получал выговоры от командования, ибо подавал дурной пример подчиненным.

Один офицер 4-й дивизии сказал позднее, что сражение в секторе «Юта» против отдельных немецких пулеметчиков и автоматчиков напоминало скорее «бой с партизанами». Молодого офицера весьма развеселило, когда под огнем к нему подошел полковник и спросил: «Капитан, как, черт возьми, заряжать вот эту винтовку?» В отличие от «Омахи» здесь не удавалось засечь огневые позиции противника – немцы перемещались по берегу и вели огонь то из одного места, то из другого, постоянно меняя его плотность. Правда, относительно легкое течение боя не мешало солдатам быть готовыми ко всевозможным каверзам со стороны противника. Солдат 8-го пехотного полка вспоминал, что офицеры приказали расстреливать всякого взятого в плен эсэсовца, поскольку тем «ни за что нельзя верить», а где-нибудь у них наверняка запрятана граната. Другой солдат рассказывал, что на инструктажах им внушали: любой штатский, попавшийся на берегу или на небольшом отдалении от берега, – враг и с ним нужно поступать, как с вражеским солдатом, то есть застрелить или взять в плен.

Побережье очистили от немцев меньше чем за час, получив тем самым передышку. «Ожидали неразберихи, но ее почти не было, да и путаницы было совсем мало». Саперы, вместо того чтобы проделать в рядах заграждений пятидесятиметровые проходы, стали сразу же расчищать весь берег. Контраст с «Омахой» был разительным.

Единственное, что было общим в обоих секторах, – это полное господство в воздухе авиации союзников. Над головой почти все время висели «Лайтнинги», «Мустанги», «Спитфайры», что сильно поднимало боевой дух пехотинцев, а вот пилотам атаковать было некого. На протяжении всего дня «Д» к районам высадки пробились всего два немецких самолета: сработал заслон союзных истребителей, карауливших в воздухе далеко в глубине французской территории и не позволявших немцам даже взлететь со своих аэродромов. Пилоты эскадрилий американских «Тандерболтов» дальнего действия, совершавшие рейды в глубь территории, чтобы нанести удары по подкреплениям, особенно по танковым подразделениям противника, испытали разочарование: в западных секторах в тот день целей им почти не попадалось.

Это разочарование и естественное для такого великого дня волнение побудили их стрелять во что попало. Союзная авиация обстреливала французские грузовички, работавшие на древесном угле. В Ле-Молэ, довольно далеко от «Омахи», американские истребители обстреляли из пушек водонапорную башню, по-видимому приняв ее за наблюдательный пункт. Из башни хлынул настоящий ливень, разбрызгивавший воду во всех направлениях, пока не вылились все 400 000 литров. Наземные войска и моряки тоже не жалели патронов и снарядов. Немало самолетов союзников было сбито «своим» огнем, а на следующий день одного американского летчика, подбитого над «Ютой» и выпрыгнувшего с парашютом, в воздухе расстреляли из пулемета азартные саперы, на головы которых его несло.

Над морем, к западу от Котантена, патрулировали заслоны из «Спитфайров» на высоте 8000 метров и П-47 «Тандерболт» – на высоте 4000 метров. Они прикрывали от атак немецких истребителей (считалось, что те базируются близ Бреста) морские противолодочные патрули, которые перекрывали вход в Ла-Манш с юго-запада. Союзники еще не знали, что аэродромы под Брестом уничтожили сами немцы, опасаясь вторжения на этом участке. Как бы то ни было, и английские, и американские летчики были вне себя оттого, что им поручили такое ненужное дело, тогда как они жаждали сразиться с врагом над районами высадки десанта.