шар и перебросило через безмятежное озеро огненную перемычку. Совсем близко к берегу проплыла стайка чаек. Из-за шума легкой набегающей на песок волны тишина казалась еще более умиротворенной. Эрнест прекратил свои кропотливые труды и в изумлении наблюдал за розовыми и аметистовыми облаками, плывшими рядом с заходящим солнцем.

Потом он немного успокоился. Непонятная дрожь – радость от красоты вечернего неба? – пробежала по всему телу. И тут он услышал голос Гасси – она звала его.

– Эрнест! Эрнест! Мы собираемся!

Он решил спрятаться на берегу в густых зарослях низкорослых деревьев. Но заросли оказались уж очень густыми, а деревья – уж очень таинственными. Краем глаза он видел, что Гасси торопится к нему.

– Эрнест! Послушай, милый! Мы уезжаем!

Она назвала его «милым»! Он пожалуется ей на то, как с ним поступили. Он лег ничком на песок и заплакал.

Она склонилась над ним.

– Понимаешь, ты же не можешь остаться здесь. Лошади у Пэтси О’Флинна уже наготове. Ты же не хочешь остаться здесь совсем один, правда?

Она помогла ему встать. Он вдруг почувствовал слабость, ноги стали как ватные. В ожидании пикника он почти не ел целый день. Однажды, не так давно, он услышал, как мама кому-то сказала: «Бедняга, он преждевременно постарел!» Теперь эти слова пришли ему в голову: «Преждевременно постарел. Это про меня».

Остальные участники, когда он вернулся с Августой, не обратили на него внимания. Собирали вещи, садились в экипаж и фаэтон Лэси, которые уже ждали у поворота. Уилмот прискакал на старой черной кобыле, у которой почему-то был похоронный вид. Он еще не оправился от того, чем кончилось дело с его гостинцем в виде семги. Однако остальные были в хорошем расположении духа.

– А где Неро? – крикнул Филипп. – Николас, поищи-ка его, только недолго.

Николас побежал вдоль берега, зовя собаку. Вскоре он вернулся, таща Неро за ошейник.

– Он вырыл семгу и съел ее! – объявил он.

На черной мохнатой морде Неро сияло плутоватое выражение.

– Боже милостивый! – воскликнула Аделина. – Ему конец!

– Боюсь, что закопал я ее недостаточно глубоко, – сокрушенно признался Уилмот.

– Этой собаке все нипочем, – сказал Филипп.

Дав Неро затрещину, он запихнул его в экипаж рядом с Николасом и Эрнестом.

– Пусть лучше бежит за лошадьми, – сказала Аделина.

– Слишком тяжело после съеденного. Это его погубит. – Филипп терял терпение. – Давайте, давайте. Садись сюда, Аделина. Малыш спит? Прощайте, Уилмот, – пусть в следующий раз удача улыбнется вам.

Уилмот на своей кобыле собрался первым.

– Предупреждаю вас, в следующий раз меня не приглашайте. Я обязательно все испорчу. Приятных сновидений, Неро! – обернувшись, крикнул он.

Гай Лэси сбоку подошел к экипажу. Он вспомнил, что в кармане у него сэндвич для Эрнеста, и незаметно достал его. Украдкой он предложил его мальчику, но не успел Эрнест протянуть руку, как Неро перехватил сэндвич и одним махом проглотил его.

– Надеюсь, теперь от него будет лучше пахнуть, – засмеялся Николас, – а то сейчас вонь противная.

– Не повезло, старик, – потрепав Эрнеста по коленке, сказал Гай. – Ты, наверное, совсем оголодал.

Миссис Лэси очень волновалась за дочерей.

– Гай, скорее, – позвала она. – Я так волнуюсь, не получили ли девочки солнечного ожога. Поделом мне, нечего было позволять им выходить на солнце без головных уборов. За этой нежной кожей глаз да глаз.

– Слава богу, – сказала Аделина, – мне нечего волноваться за кожу Гасси, ведь она смуглая, как у испанки.

Миссис Лэси взглянула на Гасси с сочувствием.

Прогулочный транспорт двинулся прочь от шума легких волн по дороге, покрытой толстым слоем пыли. Внезапно наступил вечер. Луна еще не появилась. Темнота от земли поднималась навстречу темному небу.

XV. Золотая ручка

Когда вся семья после пикника вошла в дом, в нем было необычайно тихо и темно. Обычно в это время здесь царило невероятное оживление: Люси Синклер одевалась к ужину, ее слуги спорили с кухаркой о том, как готовить ее фирменные блюда; Джерри за кухонным столом что-то поглощал в свое удовольствие; мальчики носились вверх-вниз по лестнице, пренебрегая приказом идти спать; малыш Филипп плакал, оказавшись один в темноте; Аделина и Филипп пытались, без особой настойчивости, навести порядок во всем этом хаосе; голоса Неро и попугая Бони вносили свою лепту во всю эту неразбериху; кто-то просил принести горячей воды, кто-то – керосиновую лампу, кто-то, спасаясь от вечерней прохлады, хлопал ставнями и дверьми.

Но сейчас все было не так!

Бесси, опрятная и в чистом фартуке, с улыбкой, вместо хмурого взгляда, встретила их в дверях и мягко взяла маленького Филиппа на руки.

– Купать его уже поздно, мэм, – сказала она Аделине. – Что, если я просто оботру ему губкой личико, ручки и ножки и уложу в постель?

– Так и сделай, – согласилась Аделина. – Мы все устали. Какой хороший и долгий день! Как тихо в доме!

Бесси просияла.

– Эта миссис Ковидак, – сказала она, – настоящее сокровище. Все у нас идет как по маслу, с тех пор как она вернулась, а темнокожие убрались вон. Она вам и поесть приготовила – еще не остыло.

– Ах нет, я не голодна.

Однако когда Аделина вошла в столовую и увидела освещенный люстрой соблазнительно накрытый стол, она передумала, поняв, что очень проголодалась. От супницы с овощным супом шел аппетитный аромат. После супа подали пышный, как пух, омлет, а после омлета – политый девонширскими сливками яблочный пирог, а уж готовить их миссис Ковидак умела.

Филипп, Аделина, Августа и Николас удобно расселись за столом. Какой бы приятной и милой ни была Люси Синклер, ее присутствие, несомненно, было в тягость. Да и Кертиса Синклера Филипп никогда не считал дружелюбным. Сейчас же он удовлетворенно смотрел на собравшуюся за столом семью. Правда, кое-кого не хватало.

– Где Эрнест? – поинтересовался он.

– Папа, ты велел Эрнесту идти спать без ужина, – осуждающе посмотрев на него, подала голос Августа.

– Ах да. Только не помню почему. – Он откусил хрустящую корочку домашнего хлеба.

– Потому что он выплюнул рыбу мистера Уилмота и сказал, что она воняет.

Это объяснение показалось Николасу ужасно смешным. Он буквально согнулся пополам от смеха.

– Хочешь отправиться вслед за братом спать? – спросил Филипп.

Это отрезвило мальчика. Все продолжали безмятежно и с аппетитом есть. И Филипп, и Аделина отметили обаяние и благоразумие Гая Лэси. Они посетовали, что его отпуск скоро заканчивался. Августа промолчала, но при первой возможности улизнула в свою комнату. Стемнело, запах осени висел в пропитанном влагой воздухе. Чиркнув спичкой, девочка зажгла стоявшую на туалетном столике свечу с воланом из набивной ткани и круговой глянцевой отделкой. В зеркале она видела свое отражение, но почему-то