Миссис Лэси занималась тем, что разбирала корзинку с едой и накрывала стол к чаю. На мелком чистом песке она расстелила скатерть. Надо сказать, что, несмотря на поспешные сборы, здесь было изобилие сэндвичей с ветчиной, сваренных вкрутую яиц, маринованных огурцов и кекса с сухофруктами.

Джеймс Уилмот не взял с собой купального костюма и принялся разводить огонь, чтобы вскипятить воды в котелке и сварить кукурузу, а также для чая. В этом деле он был экспертом и умел выбрать камни нужной формы под большой черный котелок. Однако больше всего он был озабочен семгой, которую привез. Солнце катилось за горизонт, бриз утих, и воздух приятно потеплел. Купающимся казалось, что можно не вылезать из воды весь вечер. Но Уилмот беспокоился о семге. Он соорудил для рыбы погребок среди кустов, чтобы она охлаждалась. И время от времени вынимал ее, чтобы понюхать. Она сохраняла свежий дух. Но он все-таки беспокоился и подошел к миссис Лэси.

– Я придерживаюсь мнения, что семгу необходимо съесть. В такой жаре она может испортиться, – сказал он.

– Вода закипела? – Миссис Лэси повернула к нему свое пунцовое лицо.

– Закипела.

– Тогда мне надо заложить туда кукурузу. – Один за другим она побросала стройные початки в кипящий котелок и велела мужу:

– Скажи детям, чтобы сейчас же вылезали. Они и так слишком долго торчат в воде. Меня удивляет, что миссис Уайток позволяет Эрнесту так долго не вылезать из озера. Это может погубить такого болезненного мальчика, – уже обращаясь к Уилмоту, добавила она.

– У миссис Уайток здравого смысла не больше, чем у ребенка, – пробурчал Уилмот.

Миссис Лэси была в восторге, услышав, как пренебрежительно он говорит об Аделине, а ведь до этого у нее создавалось впечатление, что он относится к ней уж слишком тепло и не скрывает восхищения. Сейчас Джеймс Уилмот показался миссис Лэси более дружелюбным, чем раньше. Она снова обратилась к мужу:

– Скажи Гаю, чтобы сейчас же привел сестер.

Адмирал усадил малыша Филиппа на песок, сложил рупором руки и крикнул:

– Эй, на судне! Этель! Вайолет! Всем сойти на берег! Мамин приказ!

– Ужин готов, – крикнул Уилмот, укоризненно глядя в сторону Аделины.

Купальщики начали вылезать, с них стекала вода. Каждый нашел укромное место среди низкорослых кедров, чтобы насухо вытереться и переодеться. Филипп вместе с Гаем, три смущенные девочки, каждая со своим полотенцем, Николас, который, почти не вытираясь, натянул свои узкие короткие брюки, нижнюю рубашку, батистовую рубашку и жакет, отороченный шелковой тесьмой. Его волосы уже начали высыхать очаровательными завитками на ушах и шее.

– Какая шевелюра мальчику досталась, – заметила миссис Лэси, обращаясь к Аделине – та как раз появилась во фланелевом халате и за руку с Эрнестом. Мальчик часто болел, и, опасаясь, что он простудится, она растерла его хорошенько и укутала в клетчатую шаль. Он был в хорошем настроении и шел, пританцовывая и волоча по земле бахрому.

Все расселись вокруг скатерти прямо на песке. Они проголодались и едва могли дождаться первого блюда. Это были горячие початки кукурузы, и есть их предстояло с солью и перцем, не жалея масла. Уилмот с котелком в руках обошел всех, положив на каждую тарелку лоснящийся початок с зернышками-жемчужинами. Единственными, кому кукуруза не полагалась, были малыш Филипп и Неро. Маленького Аделина держала на коленях и кормила с большой ложки размоченным в молоке и посыпанным коричневым сахаром хлебом.

– Ну какой же ангелочек, – воскликнула миссис Лэси. – Ни разу не заплакал.

– Как же я проголодался, – объявил Эрнест, и Аделина вдруг обнаружила кукурузу у него на тарелке. Схватив початок, она положила его перед Николасом. – Эрнесту кукурузу нельзя, – пояснила она. – От нее у мальчика кишечная колика.

– Но я хочу есть!

Миссис Лэси явно оскорбили слова «кишечная колика».

– Что мне поесть? – Губы Эрнеста дрожали, хотя он и понимал, что, отобрав у него кукурузу, мама поступила правильно.

Уилмот поспешно поднялся.

– Тебе достается первая порция семги, – сказал он и направился туда, где лежал горшочек. Откопав его, Уилмот порадовался исходящей от посуды прохладе. Под крышкой лежала аппетитная на вид семга. Глаза Эрнеста загорелись, когда на тарелку положили твердый розовый ломтик рыбы.

– А поблагодарить? – напомнила Аделина.

– Большое спасибо, сэр, – сказал Эрнест, которому все сильнее хотелось есть. Уж очень не терпелось ему откусить первый кусочек, но не успела рыба оказаться во рту, как он выплюнул ее на тарелку.

Все взгляды устремились на мальчика.

– В чем дело? – спросил Уилмот.

Подняв тарелку, он принюхался к рыбе.

– Воняет, – сказал Эрнест.

Родители сурово смотрели на сына.

– Как ты посмел выплюнуть ценный гостинец? – строго спросила Аделина. На ее нижней губе повисло кукурузное зернышко.

– Как ты посмел сказать, что рыба воняет? – настойчиво спросил Филипп.

Эрнест заплакал.

– Выйди из-за стола, – приказал отец.

– Ах, как же так! – воскликнул Гай Лэси. – Бедняжка!

– Нас это не касается, – сказал его отец.

– Этель… Вайолет… не глазейте, – сказала миссис Лэси дочерям.

Уилмот с достоинством встал, выложил семгу из тарелки Эрнеста обратно в горшочек и сердито удалился.

Неро, все это время голодным взглядом следивший за происходящим у стола и жадно принюхивавшийся к семге, теперь крадучись последовал за Уилмотом, как видно, с явно преступными намерениями, и только то, что участники пикника были всецело заняты своими делами, помешало им эти намерения распознать.

Уилмот поглубже зарыл семгу, сполоснул горшочек, в котором она лежала, чистой озерной водой и только тогда вернулся к столу. Филипп тут же протянул ему полную тарелку сэндвичей с ветчиной.

– Берите, старина, – сказал он. – Первый сорт. И огурчик не забудьте. Семгу, конечно, жаль, но все бывает. Помню, были мы как-то на пикнике в Индии…

– Прекрати, Филипп! – прервала его Аделина. – Не смей рассказывать про тот пикник. Хуже Эрнеста, этого маленького негодяя, честное слово.

– А что, Эрнесту вообще есть не дадут? – спросил Уилмот.

– Без ужина на боковую. Это его подлечит, – сказал Филипп.

Гай Лэси незаметно положил сэндвич в карман.

Тем временем изгнанник в одиночестве бродил по берегу. Он чувствовал себя обманутым и оскорбленным. Он был в такой ярости, насколько позволял его мягкий характер. Расхаживая по берегу, он ворчливо что-то доказывал сам себе. «Что же, я должен был проглотить эту вонючую рыбу, да? Пусть бы они все проглотили по огромному куску. Особенно мама с папой. Никому дела нет, что вдруг я заболею. Никому дела нет, если я есть хочу. Пусть у них будет их дурацкий пикник. Больно он мне нужен. Вот возьму и не стану есть целую неделю, будь я проклят!»

Солнце превратилось в светящийся алый