— Мы не боимся! — опять завопил длинноволосый.

Лера подумала, что если бы этого персонажа тут не было, его следовало бы выдумать. Его выкрики сделали доклад гораздо более живым. Любой диалог живее монолога.

— Разве мы тут говорим о страхе? Я, во всяком случае, говорю о другом. Вспомним, к примеру, недавнюю акцию в… — она заглянула в лежащий перед ней текст доклада, хотя помнила все назубок, — в Ростове. Организаторы угодили в СИЗО. Разве это помогло закрыть жуткий передвижной водный цирк? Разве на владельцев хотя бы штраф наложили? Разве эта акция хоть что-то изменила? Если мы действительно хотим прекращать безобразия, то должны использовать правильные инструменты. Если действенны пикеты — давайте проводить пикеты. Но пока вся статистика говорит об обратном. Что хорошего, точнее, какая польза дельфинам от того, что их героические защитники получают сроки за хулиганство? Тем более, и я не могу этого не отметить, это очень важно, организаторы и участники подобных акций редко задумываются о конечном результате своей деятельности. Если какая-то из акций оказывается успешной — в смысле закрытия преступного бизнеса — что происходит с дельфинами? Выпускать их в море? Невозможно. Они, привыкшие к неволе, там погибнут. Фактически получается, что дельфины в итоге меняют одну тюрьму на другую, разве что в другой с ними несколько лучше обращаются. Но пикетчики меж тем готовят следующую акцию, полагая, что их миссия по спасению дельфинов успешно исполнена. Хотя в действительности с освобождения все только начинается. Потому что возвращать дельфинов в естественную среду возможно, — зал зашумел. — Да, думаю, многие из вас об этом слышали. Есть методики реабилитации, которые позволяют восстановить естественный ход вещей. Это одно из основных направлений работы нашего центра, — Лера обвела глазами зал: Эл ходила между рядами, раздавая буклеты, ей улыбались, задавали вопросы… хорошо. — Но о реабилитации дельфинов вам чуть позже расскажет наш главный специалист. Я же сосредоточусь на той работе, без которой тоже никак нельзя обойтись. И это — не плакаты и не пикеты. Если мы хотим, чтобы вот такое прекратилось, — она повела плечом в сторону экрана, на котором застыло изображение переделанного в бассейн нефтяного резервуара, — нужно искать другие инструменты. Может быть, не столь эффектные, но более эффективные, — повторив свое противопоставление, она опять сделала небольшую паузу, пусть уж точно запомнят. — В конце концов, есть соответствующие законы. И более того, существуют люди, непосредственно занятые их соблюдением.

— Да им всем плевать! — крикнул кто-то — на этот раз не тот, с первого ряда. — Чиновник только за себя…

— Не всем, — улыбнулась Лера. — Мы это проверили на собственном опыте. Да, хватает и сребролюбивых, и просто равнодушных. Но если выгнали из одного кабинета, надо идти в следующий — желательно, повыше, но это как повезет. Иногда нижнее звено правоохранительной системы оказывается более… понятливым, нежели верхнее. Знаете, есть потрясающий пример из Приморья — не совсем по нашему направлению, но все же: там человек, получив пять — понимаете, пять! — отказов от довольно-таки высокопоставленных чиновников, обратился напрямую к представителю Президента. И, вы будете смеяться… нет, я не о том, что проситель быстренько получил все, что ему полагалось. Но те пятеро, кто его отфутболил… в общем, лучше бы они этого не делали. Четверых уволили, а против одного заведено уголовное дело. Хотя, повторю, это не совсем по нашей теме, однако же поучительно. То есть наша с вами история о борьбе за права дельфинов — она вовсе не про лоб и непрошибаемую стену, она про лабиринт. Да, поплутать приходится, но если включить мозг, выход можно найти всегда.

Лера отпила еще немного из высокого, тяжелого, с толстым дном стакана.

— Еще один вывод, который мы сделали, — нужно активнее работать со СМИ. Да, журналисты довольно охотно кидаются освещать акции протеста. Но эффекта от этого немного. Однако нельзя забывать, что журналисты неравнодушны к жареным фактам. Особенно если эти факты стопроцентно достоверны. Жанр журналистского расследования — один из самых популярных. Какой репортер откажется, если ему фактуру на блюдечке принести? Надо только выбирать тех журналюг, что с мозгами. Ну и… порядочных. Такие встречаются.

По залу прокатились смешки.

— Фактура для журналистского расследования, о которой я говорю, это отнюдь не жестокое обращение с животными. Подобного рода репортажи ничуть не результативнее протестов с плакатами. Но вдумаемся: почему мы пытаемся вести борьбу исключительно методом лобового столкновения? Возьмем владельцев водных цирков. Если их заботит исключительно собственная прибыль, значит, они наверняка, наверняка замараны не только жестокостью к животным. Наверняка у них и с налогами, и вообще с бухгалтерией, и с безопасностью, и с трудовым законодательством далеко не все в порядке. То есть накопать на этих господ весомый компромат — как правило, не проблема. И тут можно подключать и СМИ, и, кстати, соответствующие органы. Если не выходит прижать плохих парней за то, против чего мы с вами, собственно, боремся, можно ведь прижать за что-нибудь другое. Какая разница — за что? В конце концов, Аль Капоне, у которого руки были в крови не то что по локоть, а по самую шею, посадили не за убийства, ни одного из которых не сумели доказать, а за неуплату налогов. То есть результат налицо. Я уверяю вас, что в полиции сидят вполне вменяемые люди. Ну или в прокуратуре, это и их компетенция тоже.

Лера вздохнула, поменяла зачем-то местами папки. Сказать оставалось совсем немного, но она до сих пор не могла уловить, как, собственно, слушатели реагируют. Вроде правильно, однако черт его знает. Ладно, вперед:

— И да, еще два слова по поводу компетенции. Специально для тех, кто живет и действует возле моря. Вот где уж точно не стоит заниматься самодеятельностью — это в борьбе с браконьерами. В начале доклада я обещала, что дельфиний промысел не будет его темой. Но несколько слов о браконьерах сказать нужно. Это я опять про эффективность. — Она улыбнулась — всем сразу, слегка заговорщически. — Думаю, все слышали о последней антибраконьерской операции? Там и пограничники участвовали. Очень масштабно. И… весьма эффективно. Почему это важно для нас с вами? Собственно, операция проводилась против браконьерских рыболовецких шхун. Но началась она именно с дельфинов. Ведь рыбаки-браконьеры не только ведут незаконный лов во время нереста и миграции осетров, ну и кто там еще плавает. Проблема более глобальная. Понятно, что они, не осетры, а браконьеры, думают только о наживе, и так же понятно, что они всегда очень торопятся, потому что боятся. И когда в их сети попадают дельфины — это обычно афалины, белобочки и азовки, как вы все знаете — эти, с позволения сказать, рыбаки тоже торопятся. Чтобы распутать дельфинов — нет времени, сети портить им, разумеется, жалко, поэтому… — Лера мотнула головой, словно отгоняя от себя страшную картину, — режут не сети, режут дельфинам плавники. Обрекая животных, разумеется, на гибель. Вот, смотрите. — На экране за Лериной спиной возникли страшные кадры: изуродованные тела дельфинов, застрявшие в прибрежных скалах или выброшенные на галечник. — Знаете, когда меньше чем за полгода на берег выбрасывает около семидесяти мертвых дельфинов… это страшно. И сил, чтобы с подобным бороться, нужно много. Никакие зоозащитники с таким не справятся. Но хотя антибраконьерская операция еще не закончена, ситуация значительно улучшилась, это правда. И это нужно запомнить. Потому что нельзя забывать и о тех, кто, невзирая на запреты, охотится непосредственно на дельфинов. Да, любители кровавых развлечений существуют. По сравнению с рыбаками, для которых мертвые дельфины — лишь так называемый сопутствующий ущерб, именно охотников на дельфинов немного. Но именно потому за ними так трудно уследить.