Ноги вдруг ослабли, и Лера, сама не зная как, переместилась с подоконника на стоявший подле стул. Тот поехал, стукнулся о спинку кровати…

— Оба-на! — Макс смотрел непонятным взглядом.

Лера вдруг разозлилась. Ах, он в изумлении, надо же! Сейчас будет рассказывать про глобальные планы, важные для всего человечества… и все такое прочее… Ну, разумеется! Какие могут быть дети, если герой должен спасать человечество? Пусть даже дельфинов… Вот и ладушки! Главное сказано, теперь надо просто выставить его побыстрее. Потом можно позволить себе немножко поплакать… а может быть, и нет… Плакать почему-то не хотелось. Хотелось — жить. С ним, без него — не важно. Это ее собственная жизнь, вот. А теперь — и не только ее. Теперь — Лера спрятала непрошеную улыбку, — когда она — бурундук.

— Ты не думай, — ее голос прозвучал почти холодно, даже не попытавшись дрогнуть. — Тебя это ни к чему не обязывает.

— Да нет… — Макс замотал головой. — Я… я не потому… в смысле… просто…

Она усмехнулась — чуть-чуть, почти незаметно:

— Вот и я — просто. Просто мне подумалось, что ты имеешь право знать. Вот и всё. Ничего больше. Не расстраивайся.

— Да при чем тут… — Он не договаривал до конца ни одной фразы, словно никак не мог сформулировать, что хочет сказать.

Не мог — или не хотел? Лера остро ощутила его растерянность: нет, Макс вовсе не думал, что «внезапный» ребенок помешает его общечеловеческим подвигам. Он действительно… растерялся. Мужики вообще часто теряются, подумалось вдруг ей что-то из репертуара глянцевых журналов, когда сталкиваются с чем-то незапланированным. Хороша или плоха эта «растерянность», глянцевые журналы не уточняли.

А он продолжал зачем-то бить себя по коленке:

— Ничего себе всё! И с чего мне расстраиваться? Что за… Ты не понимаешь…

— Да где уж мне… — Лера презрительно поджала губы.

— Нет, ты действительно не понимаешь! — Он вдруг засмеялся. Легко, освобожденно, словно сбросив с плеч тяжеленный рюкзак. — Говорю же, удачно я момент подгадал!

— Момент? Подгадал? Ты?

— Ну да. Типа белые ночи, романтическая прогулка, ужин с шампанским, все дела. Ну еще веник из роз или орхидеи на завтрак, не помню, чего там полагается. А тебе теперь, небось, и шампанского-то нельзя?

Ужин с шампанским? Что он несет? Что-то совсем не то, что должен изрекать широкоплечий образец маскулинности перед тем, как послать в туман неподходящую героиню. И чего он там за пазухой возится?

— Вот. — Макс наконец перестал ковыряться во внутреннем кармане ветровки и неловко сунул Лере круглую коробочку темно-вишневого бархата.

Что за… Лера едва не уронила коробочку — настолько этот вишневый бархат и странная Максова неловкость не вписывались в сценарий «и он, подлец, немедленно ушел».

Внутри вишневого бархата был шелк. Не классический персиковый — лиловый, пожалуй, темноватый, но ласковый, даже словно бы живой… В шелковых складках покоилось кольцо — совершенно удивительное. Во-первых, не золотое, а… Лера нахмурилась, соображая — она совсем не разбиралась в драгоценностях, а уж тем более в кольцах — рукам врача полагается быть «голыми». Серебро? Нет, тон металла теплее, чем у серебра. Платина? Очень может быть. Впрочем, еще более удивительной оказалась форма кольца. Вместо классического гладкого обруча — согнутая дугой волна, которую замыкала фигурка выгнувшего спину дельфина, лобастую голову которого увенчивала крошечная сверкающая корона…

— Господи! — ахнула Лера. — Красота какая…

Максим залился краской — девушка и не предполагала, что такое возможно — даже уши заполыхали алым. Буркнул, глядя в пол:

— Я когда в Чехию ездил, увидел… сразу купил… только никак все… Ну понимаешь… хотел, чтоб все по правилам…

Лера — неожиданно для себя самой — расхохоталась:

— Ты — и вдруг по правилам? Типа орхидеи на завтрак?

Макс, казалось, еще больше смутился:

— Нет, ну… говорят же, что для девочек всякое такое важно. В смысле не только «что», но и «как». Ну я хотел, чтоб тебе было приятно. Не типа «замуж пошли», а как-то торжественно чтобы… А! — Он махнул рукой, едва не уронив торчавший над тумбочкой светильник. — Все равно не вышло. Наверное, я и правила, по крайней мере такие, и впрямь несовместны. Все испортил, да?

— Да нет, не особенно. А правила… Я их и за двоих могу соблюдать. Очень гармонично может получиться.

— Ты… согласна, да?

Лера сделала серьезное лицо, выпрямилась, приподняла брови и подбородок — «накрахмалилась»:

— Я… обещаю подумать над вашим предложением… — и, не удержавшись, подмигнула.

The end

(абсолютно happy:)