Пришлось вернуться на кушетку в приемном покое. Вадим принес мне сигареты, минеральную воду, шоколад и сок. Хирургу, дежурным врачам, медсестрам и санитарам из приемного покоя раздал коробки конфет и какие-то пакеты. Я подумала, что он и впрямь заменил Ленчика… Хуже того, не было бы у Ритки блудного папаши, не произошло бы этой кошмарной аварии…

— Сонечка, мне пора на службу, — склонился надо мной Паперный, отвлекая от страшных мыслей.

— Да? — удивилась я.

— Да. Я буду звонить, буду держать все под контролем. И ты звони.

— Да, — утвердительно вздохнула я, соображая крайне медленно.

— Стаса тоже уже прооперировали. Представляешь, Сонь, у них с Ритой одинаковая группа крови.

— Вторая?

— Вторая, резус положительный, — кивнул он и показал мне мобильник. — Я распорядился насчет доноров. Соня, верь мне, все будет о'кей! Ты поняла?

— Угу…

— Может, отвезти тебя домой?

— Ни в коем случае, — испугалась я, хватаясь за края кушетки, будто он намеревался оторвать меня от нее насильно.

Вадим уехал, а следом явились мама и моя свекровь Антонина Ивановна. Ближе к обеду подтянулись коллеги из агентства во главе с шефом. Он, выразив сочувствие, предложил передать заказ про горбы кому-нибудь другому.

— Нет-нет, — решительно воспротивилась я. — Текст уже практически готов. Как только Рита придет в сознание, я его сдам.

Заплаканные бабушки посмотрели на Льва Назаровича как на врага народа. Шеф выразил намерение помочь материально, но сделал это как-то ненастойчиво, вскользь.

…Рита не пришла в сознание и к вечеру. Я совершенно извелась и отупела от тревоги. Количество сочувствующих все прибывало и прибывало — приехали Тамара Васильевна и Ольга Костикова, моя соседка по площадке Эльвира со своим мужем Сергеем, Лиля и другая моя приятельница — Таня Пушко, кандидат медицинских наук. Она оказалась единственной, кто не ахал и не вздыхал, а принял деятельное участие.

— Рите прокапывают что-нибудь для стимуляции мозгового кровообращения? — задала Пушко вопрос по существу.

— Не знаю. А что, надо?

— Не то слово. Жизненно необходимо! Представь, у нее мозг столько часов бездействует, могут произойти необратимые изменения, вплоть до атрофии отдельных участков. Надо капать хотя бы элементарный ноотропил…

Татьяна направилась в травматологическое отделение, немедленно разыскала знакомых и организовала дополнительные капельницы для Риты и Стаса, у которого тоже обнаружилось сотрясение мозга. А меня заставила выпить соку и отобрала сигареты:

— Хватит, у тебя уже скоро никотин из зубов начнет капать, как яд у змеи! Посмотри, на кого ты стала похожа!

— На кого?

— На высушенную мумию! Какая от тебя в таком состоянии польза? Держи себя в руках, копи силы — ухаживать за Риткой придется еще долго.

Жесткая отповедь Пушко оказалась полезнее соболезнующего сюсюканья, которым окружили меня родственницы и подружки. Таня отправила всех, включая маму и Оксану, по домам, а сама оставалась со мной до половины второго ночи — до того самого момента, когда дежурный врач сообщил, что Маргарита Зарубина очнулась. И даже спросила: где я? А еще: где Стаc? И, узнав, что он в том же отделении, спокойно уснула.

— А про меня она не спрашивала? — подалась к нему я.

— Нет, вообще больше ничего не спрашивала.

— Можно на нее еще раз взглянуть? Всего один разочек, а?!

— Нельзя, — отрезала Таня и настойчивым, монотонно-гипнотическим тоном принялась внушать: — Девочка спит, и мы сейчас все поедем отсыпаться. Сон — лучшее лекарство, он нужен всем. Ты, Софья, ляжешь и уснешь, отключишься от всех мыслей и тревог, будешь спокойно спать до завтрашнего дня… А потом вернешься сюда… Поняла?

По домам нас развозил верный Паперный, которому в последние сутки пришлось обходиться без водителя. Татьяна велела подождать ее у подъезда и вынесла мне флакончик с лекарством:

— Держи, это снотворное. Прими сначала одну таблетку, если не подействует, вторую. И не вздумай мухлевать! Завтра проверю!.. Спокойной ночи. — Она подмигнула мне, стрельнув глазами на Вадима.

Галантный Паперный проводил даму до самой двери и повторил поступок в отношении меня, хотя я отнекивалась как могла. Он был чудовищно измотан — глаза воспаленные, красные, под ними сизые круги. Всего за сутки красавец Вадим осунулся до образа привидения.

— Только не целуй меня, а то я пропиталась никотином, как змея ядом, — предостерегла его возле своей двери.

— Да, табачный дым куда противнее, чем запах жареной картошки, — с вымученной улыбкой подтвердил он, целуя меня в волосы надо лбом. — Если ты заметила, Соня, я не тороплю события. У нас еще будет время нацеловаться до…

— До упада!.. Извини, что доставила тебе столько хлопот и неприятностей.

— Какие могут быть извинения?.. Сама понимаешь, если бы я не хотел, никто бы меня не заставил… как ты это называешь, хлопотать.

Удивительный, славный, просто святой человек! Да и все, кто был рядом со мной в этот кошмарный день, оказавшийся гораздо страшнее судно-разводного вторника, — невероятно прекрасные, отзывчивые люди. Они излечили меня от астении, мизантропии и… чего там еще? Разве это плохо, что все мы соглядатаи и поднадзорные друг у друга? Нет, это означает лишь, что мы друг к другу как минимум неравнодушны… Мы друг другу нужны.

Меня больше не тянуло изолироваться от общества в башне с толстыми стенами. Предел желаний сосредоточился на том, чтобы доченька пришла в себя и простила меня, такую непонятливую. С мужем можно развестись. С ребенком — никогда!

В больнице жизнь течет совсем иначе, чем за ее пределами. Я потеряла счет дням. Спроси меня, какой сегодня день — воскресенье или понедельник, — не отвечу… Я не то что дней недели не разбирала, а вовсе день с ночью перепутала — в светлое время суток мне хочется спать, а в темное мечтать. Потому что здесь, в палате травматологического отделения, для меня началась счастливая семейная жизнь — своего рода медовый месяц со Стасом. Он был первым, кого я увидела, окончательно очнувшись. Он вообще почти не отходит от меня. Умывает по утрам, кормит с ложечки и подает судно с таким видом, будто я делаю ему огромное одолжение.

Возможно, сам того не сознавая, Стасик старается заменить мне маму, дает ей понять, что он — не посторонний, а, наоборот, самый близкий. Например, вчера она принесла шампунь, собиралась помыть мне голову — мой едва отросший ежик. А он сказал: «Позвольте, я сам, Софья Николаевна!» Хотя сам ковыляет, опираясь на костыли, выставив вперед загипсованную ногу. И запястья моего любимого перемотаны эластичным бинтом… Откровенно говоря, мне ужасно нравятся ухаживания Стаса, я рада, что он освобождает мамочку, которая буквально горит в своем агентстве — бегает, скачет, постоянно что-то затевает. Стремится заработать денег, зная, что осенью придется платить за мою учебу в университете…