— Ясно.

Турецкий задумался. Лицо у него было недовольным, почти злым. «Не хотел бы я быть его врагом, — подумал Яковлев, искоса поглядывая на друга. — Особенно когда у него такое лицо».

Сигарета медленно тлела в пальцах Турецкого, но он, казалось, забыл про ее существование.

Владимир Михайлович доел бифштекс, вытер рот салфеткой и спросил:

— Что думаешь делать?

Турецкий ответил не сразу. Он пристально посмотрел на Яковлева, прищурил слегка опухшие веки и ответил сухим, скрежещущим голосом:

— Съезжу поговорю со сводней и ее нимфами. Я знаю, где она их выпасает, и запомнил некоторых в лицо.

В лице Владимира Михайловича читалось сомнение.

— Думаешь, тетка пойдет на контакт? — недоверчиво спросил он.

— Посмотрим, — ответил Турецкий и зловеще усмехнулся.

Яковлев смотрел на него с тревогой.

— Ты там главное, не переборщи, — сказал он. — Ты, конечно, лицо неофициальное, но все-таки…

— Не бойся, я буду нежен и предупредителен, — заверил друга Александр Борисович и с еще более зловещей ухмылкой вдавил окурок в пепельницу. — Кто ее «крышует».

— Некий Штырь. Он проходил свидетелем по делу об ограблении ювелирного лет пять назад.

Турецкий кивнул:

— Да, я помню. Гонорной, но трусливый. С этим я разберусь.

* * *

Александр Борисович остановил машину у обочины. «Мамка» тут же засеменила к машине и сунула голову в открывшееся окно.

— Чего желаете? — сверкнув в улыбке золотыми зубами, осведомилась она.

— Сядь в машину, — спокойно сказал ей Турецкий.

— Чего?

— В машину сядь, — спокойно повторил он, повернул голову и одарил златозубую сутенершу таким взглядом, что та невольно поежилась.

— А вы кто? — недоуменно спросила она.

— Если через пять секунд, — тем же ледяным голосом проговорил Александр Борисович, — не сядешь в машину, я тебя закрою со всем твоих клоповником.

Сводня явно колебалась. С одной стороны, на милиционера незнакомец вроде не походил. Бандит? Но у сводни была неплохая крыша, и бандитов ей опасаться не приходилось.

— Часики тикают, — сказал Турецкий скрежещущим голосом.

Сводня недовольно хмыкнула, но открыла дверцу и забралась в машину.

— Ну? — спросила она. — Чего вам?

Турецкий посмотрел на нее долгим, пристальным взглядом и сказал:

— Заработать хочешь?

— В смысле? — нахмурилась сводня.

— В прямом. Могу щедро набашлять.

— Спасибо, у меня хорошая зарплата, — презрительно ответила сутенерша и взялась за ручку двери.

Турецкий спокойно взял ее за плечо и с силой сдавил его.

— А-а, — тихо застонала сводня. — Ты че делаешь, козел?

— Ш-ш-ш… — зашипел на сводню Турецкий, приближая к ней холодное лицо с ледяными глазами. — Заткнись, или я тебя заткну.

Сутенерша глянула в лицо Турецкому и тут же замолчала. В глазах ее стоял страх.

— Молодец, — похвалил Александр Борисович и отпустил жирное плечо женщины. — Я работаю в частном агентстве. Мне заплатили, чтобы я кое-кого нашел. Если поможешь — я с тобой поделюсь.

— А если нет?

— А если нет… — Турецкий спокойно взял сутенершу за волосы, намотал длинный локон на кулак и притянул ее голову к себе. — Если нет, я тебя закрою, — пообещал он зловещим голосом. — Навсегда. Ясно выражаюсь?

— Да уж куда яснее, — хрипло ответила сводня и поморщилась от боли.

Александр Борисович отпустил ее, взял с панели сигареты, вынул одну сигарету зубами, потом протянул пачку сводне:

— Угощайся.

— Спасибо, не курю, — ответила та севшим от страха и негодования голосом.

— Хочешь умереть здоровой? — осклабился Александр Борисович. — Могу посодействовать.

Лицо сутенерши дернулось, как от удара.

— Слушайте… как вас там… Я не знаю, кто вы такой, но не нужно мне угрожать. Если вы хотели меня напугать, то я уже напугана.

— Меня это устраивает, — сказал Турецкий, попыхивая сигаретой. — Значит, можем приступить к разговору?

— Можете, если вам есть что сказать.

— Убита уже вторая девочка, — медленно проговорил Александр Борисович. — И я хочу найти того, кто это сделал.

Сутенерша искоса посмотрела на Турецкого.

— Я тоже хочу, — сказала она.

— Значит, мы друг друга поймем. У тебя с памятью все в порядке? Склерозом не страдаешь?

— До сих пор не жаловалась, — сказала сводня настороженным голосом.

— Значит, должна помнить, с кем девчонки уезжали в «последний рейд». Это ведь был один и тот же человек, правда?

Сводня молчала.

— Ну? — поторопил ее с ответом Александр Борисович.

— У меня все в порядке с памятью, но с чувством самосохранения тоже неплохо, — сказала та. — И с ментами я не сотрудничаю. Даже с частными сыщи… — Сводня наткнулась на колючий взгляд Турецкого и осеклась. — Я ничего не знаю, — слегка повысив голос, проговорила она. — Совсем ничего. Машины останавливаются каждые десять минут, разве всех упомнишь?

— Но ты ведь баба наблюдательная. И с чувством самосохранения у тебя все хорошо. — Турецкий зловеще прищурил серые глаза. — Хочешь, чтобы он распотрошил всех твоих девчонок, а потом взялся и за тебя?

— Я для него старовата, — усмехнулась сводня.

— Для него может быть. А я, случись что, не побрезгую.

Последовала пауза.

— Опять угрожаете? — хрипло и недовольно проговорила златозубая. — Может, обсудите это с моей «крышей»? — злобно прищурившись, проговорила сводня.

— Уже. Штырь отдал мне тебя с потрохами. Попросил только зубы не трогать. Говорит: самому пригодятся, для коллекции.

— Так вы…

— Не веришь позвони ему, — отрезал Александр Борисович.

Сводня задумалась. С полминуты она сидела молча, злобно сверкая на Турецкого крысиными глазками. Потом сказала:

— Ладно. Сама я, правда, ничего не знаю. Но познакомлю вас с самой наблюдательной из своих девчонок. Возможно, она что-то видела. Это все?

Турецкий покачал головой:

— Нет. Есть еще кое-что.

Он достал из кармана фотографию и показал «мамке».

— Эта блондинка работает у тебя. Где она сейчас?

Сутенерша покосилась на снимок, недоверчиво нахмурила брови.

— Вот это фифа, — процедила она сквозь зубы. — Ходят в норковых шубах, а все прибедняются. Креста на них нет.