«И как тебе?»

Смайликов стало больше, и краснели они еще интенсивнее. А судя по тому, что Катька не жаловалась на свою безнадежную дурь и не вела бесконечных бесед о старинной музыке, ей все понравилось и они даже не поругались. Отлично, просто отлично!..

Кстати, рыжий Дракула — это может быть интересно… хм… о чем это я? А, да! Личная жизнь Катьки Либман!

«Когда следующее свидание?»

«Сегодня».

Обожаю Катькину лаконичность! А главное, сразу все понятно.

«Так что там с мюзиклом? Правда, все настолько дерьмово?»

«В целом — еще дерьмовее. А откуда ты знаешь, что я там была?»

«Олегу Эдик сказал. Но он же ни за что не признается, что денег не дали».

«Эдик придурок. Брать Димку Бурцева на роль — гарантия провала».

Катька прислала смайлик «фейспалм», а я задумчиво посмотрела на Бонни. Вот прав он был, надо было вчера сказать твердое «нет» и не париться больше. А теперь — слухи, сплетни, Ирка ждет невесть чего. Никак, чтобы мы прочитали клавир и впечатлились тем, чего не было и быть не может на сцене. Ага. Прочитали и впечатлились.

Ладно. Кончаем трусить и вылезаем в чатик. Хоть на сплетни-то взглянуть.

Прочитать все полторы тысячи сообщений я не успела, даже первую сотню — едва просмотрела, и там пока не было ничего о Гольцмане и Петрове. И обо мне — тоже. Вежливые девчонки, мать иха. Просмотреть дальше я не успела, квакнуло сообщение от Ирки.

«Привет, посмотрела сценарий?»

Я поморщилась. Что ей сказать? Посмотрела, переписала фпень, денег не дам и ставить это никто не будет? Жизнь моя, жестянка.

«Ага. Кто его писал?»

«Я».

«А чья вообще была идея скопировать Дракулу от Пельтье?»

Помолчав пару минут, Ирка призналась:

«Петрова. Но мы не копировали!»

«Не надо ля-ля. Вы повторили все его ошибки и насажали до черта своих».

Упс… вот не надо было этого отправлять. Куда меня несет? Спорить с Иркой за сценарий, мне это надо вообще?!

«Как будто ты разбираешься в сценариях», — прилетело тут же обиженное.

«Извини. Замнем для ясности, Ир».

«Это ты меня извини. Для Гольцмана и Эдика этот спектакль очень много значит, я немного нервничаю. Они вчера разошлись, как с похорон».

Вот и правильно, что разошлись. Пусть больше и не собираются.

«Мне жаль. Извини, Ир, мне пора», — я закруглила тяжелый разговор и захлопнула ноут.

— Бонни? — получилось жалобно и вообще жалко. — Как Ирвин с этим всем справляется, а?

Бонни пожал плечами. Переспрашивать, с чем справляется, он не стал, и так все понятно.

— Привык. Ты тоже привыкнешь. Иди ко мне, — он отложил планшет и сгреб меня на ручки. — Может, в цирк сходим?

— Не хочу в цирк, там зверюшек обижают. Поехали на ВВЦ, там сейчас здорово должно быть.

Мы и поехали. На нормальном такси, что-то мне уже обрыдли лимузины. Они медленные и разворачиваются плохо!

Вот только гуляли совсем недолго. Мне то и дело мерещилось обиженное иркино лицо, и хуже того — рыжий Дракула. Вот привязался, скотина!

— Кто скотина? Я пристрелю его для тебя, детка! — Бонни сдвинул воображаемый стетсон на глаза и прицелился из воображаемого пистолета в павильон «Армения».

— Дракула скотина, — со вздохом призналась я.

— Пиф-паф, нет скотины, — меня обняли и поцеловали в нос. — Хотите об этом поговорить, мисс?

— Хочу! Олежек — скотина, Дракула — скотина, Петров и Гольцман — дебилы и олени!

— Хм… вы поставили верный диагноз, мисс. Хотите сообщить о нем пациенту?

— А хочу! Такую идею запороли!

— А пошли, сообщим. Нельзя себе отказывать в такой малости, как раскритиковать ближнего своего.

— Ну тебя, — я отвернулась. — Не собираюсь я никого раскритиковывать. Мне за это деньги не платят!

— Мне тоже. Я так, из любви к искусству.

— Тебе-то зачем?

— А черт его знает, если честно. Просто хочется еще раз взглянуть. Может, не все так хреново? Все ж твои однокурсники…

Я хихикнула, уткнувшись ему в плечо. Бонни такой Бонни!

— Это жертва во имя любви или тебе чешется в одном месте, сумасшедший гений?

— Чешется во имя любви — сойдет?

Теперь я ржала в голос. Бонни! Вот он, во всей красе! Так, продолжая ржать, я набрала Ирку.

— Але? — мне ответил похоронный голос.

— Ирка, во сколько у вас сегодня репетиция? Мы приедем. Бонни хочет глянуть еще раз.

— Вы приедете? Но… сегодня репетицию отменили. И завтра тоже.

— Да? Жаль, — я не была уверена, жаль мне или я рада, что вопрос решился сам собой. — Ну ладно, раз отменили…

— Тишка, погоди! — Ирка ожила и засуетилась. — Слушай, я их соберу. Сейчас прямо соберу! А вы приезжайте часа через три, ага?

— Гольцман пьет, что ли?

— Нет! — она возмутилась так рьяно, что я поняла: пьет, причем со вчерашнего вечера. Придурок.

— Короче, дай-ка мне Гольцмана или Эдика, кто ближе.

— А… сейчас, — сдалась Ирка и куда-то пошла.

Судя по приближающимся звукам телевизора и храпа, за супругом. Растолкала, слегка обматерила и дала ему трубку.

— Чего? — сонно и несчастно прохрипел Гольцман.

— Слушай сюда, непризнанный гений. Бонни Джеральд хочет еще раз взглянуть на ваше унылое дерьмо. Так что бери жопу в руки — и вперед. В ваш Чернобыль мы не поедем, там слишком тоскливо. Я договорюсь о малом зале Гнесинки, чтобы через два часа ты, Эдик и весь состав были на месте. Если с вашим кошмаром можно что-то сделать, чтобы вас не закидали помидорами — Бонни скажет, что именно. Ферштеен?

— Будем! — Гольцман, кажется, протрезвел от счастья. — Тебе же понравилась музыка, да?!

— И мне, и Бонни. Так что бегом! А пока дай Ирку.

— Да? — это уже была Ирка, снова полная энтузиазма.

— Через два часа в Малом зале, и морально готовься к тому, что Бонни всех обматерит и закатает под плинтус. И к тому, что если что-то срастется, вам придется менять часть труппы. Прежде всего — убирать оленя Бурцева.

— Эдик откажется делать «Дракулу» вообще, он поставил условие — или с Бурцевым, или никак, — в тоне Ирки прозвучало нечто, похожее на ненависть к идиоту Петрову.

— То есть он скорее похерит мюзикл, чем расстанется с оленем? Они что, трахаются?

— Хуже, вместе пьют, олени.

— М-да. Короче, сначала глянем еще раз, потом поговорим серьезно. Может, Петрова вообще кондрашка хватит от общения с Бонни.