и гладил меня по голове. Еще вчера я бы мурчала от тайного удовольствия такой близости, но не сейчас. Теперь все иначе. Я не прощу его. Никогда.

Когда тигр вышел, наконец, смогла дать волю слезам и кажется, даже задремала, а точнее, провалилась в сон беспокойный и страшный. Где зверь был пьяный и дикий. И я. Одна.

Из пучины дремоты меня вырывает какой-то голос. Женский. Открываю глаза. Передо мной стоит очень ухоженная брюнетка средних лет. Вся собранная и даже красивая, только взгляд ее строгий и холодный. Я понимаю, что она врач минутой позже, когда она достает из своего чемодана какие-то приборы.

– Кто вы?

– Меня зовут Елена. Я доктор. Позвольте вас осмотреть.

– Я не хочу. Уберите руки!

– Дорогая, это не просьба. Если вы не позволите сами осмотреть вас, я все равно это сделаю, только в присутствии господина Арбатова.

– Нет! Только не он, не надо его, пожалуйста.

Скулю самым последним щенком, не узнавая свой голос. Быстро вытираю слезы рукой и даю этой мадам приблизиться к себе и осмотреть. На удивление она оказывается очень тактичной и вежливой.

Докторша внимательно сканирует все мои ссадины и синяки, обработав их какой-то мазью. Также она осматривает меня там, между ног, и я едва ли выдерживаю эту пытку, отворачиваясь от нее и сжимая простынь пальцами до треска.

– Не бойтесь. Ничего страшного я там не вижу. Вы поправитесь очень быстро.

– То, что меня, как вещь попользовали, это ничего страшного?

Смотрю на нее. Мне уже нечего боятся. Взгляд врачихи вмиг меняется. Она сбрасывает с себя прикрытую вежливость и, наконец, отвечает мне прямо:

– Маша, я видела много жертв жестокого изнасилования. Вы к ним не относитесь. Это был просто секс без подготовки, вероятно агрессивнее, чем это должно случится в первый раз. У вас нет разрывов влагалища, внутреннего кровотечения или угрожающих жизни ранений, которые обычно бывают при изнасиловании.

– Уйдите, мне наплевать на ваши причитания.

Отворачиваюсь на бок, натягивая на себя одеяло. Мне насрать на ее мнение.

– Я уйду, но для начала выпейте немного чая.

Она достает небольшой термос, и наливает в чашку какой-то горячий напиток. Мне передает. Беру неохотно, но вижу, что она не отцепится. Медленно вдыхаю запах, пробую. Это и правда чай, только с каким-то странным привкусом. Делаю несколько глотков, чтобы эта мадам уже ушла наконец, и сама не замечаю, как постепенно чувствую огромный прилив слабости во всем теле.

– Вы что…намешали мне туда…

Уже через несколько минут мое тело пробирает такая усталость и желание уснуть, что я просто поворачиваюсь, и отключаюсь от этого зелья, которым меня накачала врачиха.

Глава 23

Сжимаю в ладони уже вторую чашку кофе, обжигая руку. Лена все никак не выходит, и мне это не нравится. Слишком долго, запредельно просто. От одного только предположения, что я мог причинить Маше непоправимый вред хочется расшибится в лепешку.

Почему не остановился, почему не смог прекратить все это, сам не знаю. Хотя нет, знаю я прекрасно. Потому что хотел ее как сумасшедший, как зверь дикий, который все-таки сорвался с цепи.

Лена выходит спустя полчаса, держа в руке дежурный чемоданчик.

– Говори.

– Жить будет, даже родить когда-то сможет, только напугал ты ее до чертиков. Переломов, сотрясения нет, но у девчонки по всему телу ссадины, на руках синяки. Как от ремня. Удивительно, что разрывов влагалища нет, но из-за того, что она была не подготовлена нормально, и секс был на сухую, есть микро трещины. Я не сказала, не хотела ее пугать, она и так, как заяц, тряслась вся, когда осматривала ее.

Сжимаю зубы. Сука.

– Спасибо, Лен, выручаешь просто.

Лена молча кивает, окидывая меня строгим взглядом. Только она так может. Только ей позволено по старой дружбе.

– Я думаю, ты уже понял, что это была ее первая близость с мужчиной, явно не самая аккуратная и нежная. Сейчас я накормила ее успокоительными, но боюсь, этого не достаточно. Может быть истерика снова, когда проснется, так что осторожнее с ней, пусть придет в себя. Не надо пока ее волновать. Лучше вообще не трогать лишний раз. Просто следи, чтобы ела нормально. Она очень худенькая и так. Могут быть проблемы.

– Понял, можешь не пояснять.

Я знаю Лену больше пятнадцати лет, и она умеет держать язык за зубами, что делает ее просто отменным врачом. Как только она уходит, я остаюсь один на один с той, которую тронуть посмел, и которую все еще хочу до одури.

Я оставляю Леху дома сторожить малышку, а сам еду по делам. Моя вчерашняя выходка с Захаровым не сулит мне ничего хорошего, однако мне уже плевать. Второй раз так рисковать Машей я не собираюсь.

Проходит часов восемь, перед тем как я начинаю получать назойливые звонки от Лехи, которые следуют один за другим.

– Что стряслось?

– Тут это, дикарка твоя проснулась.

– И?

– Да она как с ума сошла. Гремит, трощит в доме все. Точно полоумная.

– Ревет?

– Да в том то и дело, что нет. Молча просто бьет все, что под руку попадется. Боюсь, до твоего прихода в доме не останется ни одной целой тарелки. Что делать с ней, запереть?

Сжимаю кулаки до хруста.

– Ничего не делать. Не трогай ее. Просто смотри, чтоб не поранилась.

Быстро отключаю телефон. Вот и очнулась моя дикарка, наконец-то.

Уже через час я дома. Леха встречает у самого порога, и мне это не нравится.

– Ну?

– Да ничего. Я уже не трогал ее. Сам разбирайся со своей психбольной, я еще жить хочу. Психованная девка, вот только не пойму, что за ночь изменилось. Вчера ревела белугой, а сегодня трощит все на своем пути. Что тут произошло у вас за ночь? Ты что ее, трахнул что ли, что она так беситься теперь?

Сжимаю кулаки до хруста.

– Да. По-пьяни набросился.

– Арбат…

– Не лезь. Сам разберусь. Где она?

– Последний раз на кухне видел.

– Хорошо, свободен на сегодня.

Захожу в дом и сразу же на осколки наступаю. Черт. Весь пол устлан ими. Стекло, фарфор дорогущий – все разбила на хрен.

Захожу в кухню. Словно ураган там прошелся. Разбита каждая, мать ее тарелка. В гостиной пусто, только телек перевернут и растрощен, словно по нему долбанули чем-то тяжелым. И откуда у нее столько силы взялось?

Иду в спальню. Маши спальню. Как только дверь открываю, вижу тоненькую фигурку, сидящую прямо на подоконнике. В глазах слезы, в руке открытая бутылка красного сухого. Выпитая больше