– Да. Его так называли, – ответил Мусаси. – Он славен подвигами, поэтому у него много врагов. Однажды мы погнались за одним из них и попали в ловушку. Наш корабль захватили странные люди – сплошь на одно лицо. Они были волосатыми и круглоглазыми. Я попал на судно, которое называлось галерой. Пять лет я проплавал на ней и научился понимать язык варваров. Все эти пять лет я думал о родине. Мы гребли с утра до вечера. Нас пороли высушенными бычьими пенисами и кормили полбой, к которой я так и не привык. Три раза я пытался бежать. Прятался в горах острова под названием Сицилия. Но моя внешность была слишком заметной. На меня устраивали облаву. Я питался козьим сыром, который воровал у пастухов, научился плавать и дурачил их целый год. Наконец они сообразили послать ныряльщиков со стороны моря, меня поймали в сети и снова отправили в море, но теперь в качестве матроса – в те годы я был силен и ловок. Мне пришлось участвовать во многих сражениях, и я видел странные вещи, людей с белыми волосами и невероятных чудовищ, изрыгающих огонь. Когда судно проходило рядом со знакомыми берегами, я прыгнул за борт и не ошибся. Это оказалась моя родина. Но меня уже забыли и приняли за шпиона, потому что я знал язык варваров и умел молиться их Богу, хотя, каюсь, не всегда верил ему. Мне нравились у него десять заповедей, которые он подарил Моисею. Так вот, они не учили предавать так, как любят предавать у нас. Результат возвращения ты видишь на лице. Поэтому ты меня не узнал. С тех пор как мой господин удалился на покой, я стал ронином – буси без хозяина и средств к существованию. Меня никто не нанимает, кроме Богов.

– Богов? – переспросил Натабура, присаживаясь на камень.

Это означало только одно – перед ними то ли полубог, то ли получеловек. «В нашей стране Боги просто так не общались со смертными. Почему же мне оказана такая честь? С ними лучше не связываться и держаться от них подальше», – подумал Натабура.

– На этот раз Богиня зла Каннон.

– Богиня Каннон? Ей-то что я сделал? – удивился Натабура.

«Что-то здесь не так. Боги не так просты. Они не опускаются до мести. Неужели я разозлил их?! И главное – чем?! Нодова вернул, как договаривались. Ага… – понял он, – она напустила волшебный туман. Но это не делает ситуацию яснее. И почему все напасти валятся на мою голову?»

– Ко мне явился дух моего господина Якуси-Нёрая, и через него Богиня зла Каннон передала, что придут двое, чтобы разоблачить мир Богов. С ними будет необычная собака с мешком на шее. Правильно?

– Правильно… – оторопело согласился Натабура, невольно взглянув на Афра, который неутомимо шарил на границе тумана. – Но что значит разоблачить?

– Мой господин Якуси-Нёрая сказал, что вы духи в человеческом обличье из страны ёми. – Ну и что? – удивился Натабура и сказал:

– Мы действительно были в стране ёми. Сумели сбежать. Но мы не духи, мы люди, а Афра – собака, вернее, медвежий крылатый тэнгу.

– Он еще сказал, что ты умеешь предсказывать будущее и лечить людей.

Натабура подумал, что тот, кто так хорошо осведомлен о его способностях, забыл о самом главном: о голубом кусанаги, ядовитом годзуки, не говоря уже о крохотном сухэ на пальце правой руки. Более беспечного наставника придумать было трудно. Выходит, Мусаси плохо подготовлен и проиграл из-за своей неосведомленности. Что было бы, если бы он знал о кусанаги? Наверняка не разыгрывал бы спектакль с мнимой слабостью, а напал бы мгновенно.

– Хорошо, что я теперь не так резок, – искренне произнес Мусаси.

Действительно, оглянулся Натабура, опасаться было нечего – окровавленная собудзукири-нагината валялась далеко в сухой траве.

– И потерял былую сноровку, а то бы мог случайно убить тебя. Отличного ученика, нет, мастера, – поправился Мусаси, – воспитал Акинобу.

Натабура расслабился, лесть убаюкивала. Она была сладкой, как мед горных пчел. Даже голод, похожий на пустоту в желудке, на время отступил.

– Я из страны Нихон, – сказал он, вытирая кровь с кусанаги и убирая его, – а мой друг, Язаки, из деревни Вакаса.

– Да, – шмыгнув носом, простодушно заверил Язаки, – из Вакаса…

Он вдруг вспомнил, что остался один-одинешенек, и, отвернувшись, смахнул слезу.

– У меня есть знак кётэ. Веришь мне? – Натабура сделал вид, что ничего не заметил, понимая, что смириться с гибелью всех родных не так просто.

– Верю. – Мусаси охотно кивнул, с любопытством провожая взглядом кусанаги. Особенно его поразило, что меч стал невидимым. – Ого! У тебя оружие Идзумо – Страны Богов! – воскликнул он. – Я всю жизнь мечтал о таком. Будь у тебя другой меч, ты бы не справился со мной.

Натабура простодушно смутился.

– Прости меня, пожалуйста! Мне подарил его учитель Акинобу, – почтительно сказал он. – Я хочу вернуться на родину, а Язаки со мной. С тех пор как ураган разрушил его деревню, ему негде жить и некуда больше идти. Афра же – мой друг. Ты не знаешь дорогу в Нихон?

– В Нихон? Конечно, знаю. Но вам не выйти из-за гор. Боги пошлют еще кого-нибудь, чтобы убить вас. К тому же все дороги здесь ведут в чудный город – Думкидаё.

– Думкидаё?! – удивился Натабура.

– Да. Город жуков. Я и сам скорее жук, чем человек. Помоги-ка, покажу вам, как обойти его.

Натабура хотел спросить – а как же единственная дорога направо, о которой предупреждал князь Омура, и что значит – город жуков? И почему его хотят убить? Вопросов была тысяча. Он уже действительно хотел было протянуть руку мастеру Мусаси, чтобы помочь подняться, как вдруг его остановили две вещи. Во-первых, мастер Мусаси почему-то спрятал глаза, а во-вторых, Мус – тот знак, который ускользал от его внутреннего взора так долго, что Натабура перестал в него верить, неожиданно возник в виде картинки. И из нее следовало, что в широком правом рукаве желтой рясы у мастера Мусаси притаился длинный узкий химогатана, который уже начал движение под кольчугой, как только мастер Мусаси стал шевелиться, и ему вполне хватит сил ткнуть им Натабуру между ребер в сердце. Поэтому, не усомнившись ни на мгновение, Натабура протянул левую руку мастеру Мусаси, а правой ударил его кулаком в подбородок. И, не давая опомниться, наступил на грудь и перерезал горло.

– Снискать славу для своего господина… – успел просипеть мастер Мусаси, чернея от яда годзуки.

Он еще боролся за последние глотки воздуха, а правая рука еще искала силы, чтобы ударить этого мальчишку, который оказался ловчее и сметливее во всех отношениях. Перед его взором промелькнули последние годы и больше всего почему-то тот остров, со странным названием Сицилия, который он так ненавидел и который, как ни странно, оказался самым счастливым местом в его жизни.

– Какого господина? Какого? – потряс его за плечи Натабура. Но голова Мусаси стала заваливаться набок, капюшон соскользнул, и миру в последний раз явилось страшное лицо. Из правого рукава выпал смертоносный химогатана.