Тайна ушла вместе с мертвецом. Афра и Язаки подбежали, чтобы увидеть, как кровь впитывается в песчаную почву гор.

– Дух, сияющий в небе, прими одного из нас… – прошептал Язаки.

Натабура поднялся с колена и вздохнул, глядя на монаха. Было ли ему жаль погибшего, он не ощущал. Действительно ли монах был легендарным Мусаси или человеком, очень похожим на него и присвоившим себе его имя и биографию, Натабура так и не понял. Как сказал великий Будда – прошлое становится песком под ветром перемен, а истины никто не знает, кроме Богов, но и они не всегда всесильны.

Единственное было очевидным – Мусаси не знал, за что и почему должен был убить Натабуру и его друзей. Богиня зла Каннон не сочла нужным сообщить ему правду. В этом и крылся ее главный просчет.

* * *

Он еще надеялся, что вот-вот за очередным поворотом увидит знакомые места, и сердце его замирало от предвкушения встречи с учителем Акинобу. Натабура представлял, как расскажет ему о своих приключениях, а учитель его утешит и скажет доброе, мудрое слово, но вслед за распахнувшимися горами видел всего лишь бескрайнюю долину, реку Черная Нита, блестящую под ярким солнцем, и город, раскинувшийся в мареве по ее берегам. Нет, это была не Кинаи и не Нагоя. Огромный город без конца и края утопал в зелени садов, бамбуковых рощ, китайских сосен с плоскими вершинами и высоких, как свечки, кабитарэ. «Может быть, это Абэно провинции Кавати, а я просто не узнаю мест», – думал он, мимоходом наблюдая, как Язаки вяло плетется, петляя по склону меж скал и поднимая столб пыли. Обжора уже не ныл и не скулил, как раненый заяц, а только обреченно пялился себе под ноги, надув губы непонятно на кого, словно весь белый свет был виноват в его несчастьях. Афра вел себя как и подобает щенку, то есть неутомимо обследовал каждое ответвление тропы, заросли мелии и периодически подбегал, чтобы получить свою порцию ласки.

Это не Эдо и даже не Абэно, думал Натабура, потому что Эдо лежит на равнине, а в центре Абэно никогда не было цитадели-ямадзиро. Действительно, на острове, там, где река делала петли, на естественной скале возвышалась черная тень. Все в ней было черное: восьмиярусная крыша, массивные стены и длинные нагайя в форме прямоугольника, где, должно быть, содержится гарнизон. Подала голос кукушка, и Натабура невольно подумал, что даже певчая птица здесь, как на его родине, но это, кажется, не Нихон. «Как же мне вернуться на родину?»

– Город! – вдруг, как лось, заревел Язаки, подняв голову. – Город!!! Наконец-то я наемся! – обрадовался он. – Нет, нажрусь! И три дня буду валяться! – Он выпятил живот и похлопал по нему. – Быстрее! – И запрыгал вниз, как весенний козел.

Натабура поддался порыву и бездумно вслед за Язаки скатился к подножию холмов, цепляясь за мелию и срывая ее яркие лиловые цветы. Они сразу попали на жаркую, как сковорода, каменную дорогу, которая поворачивала от гор в сторону города. Долго петляла, делая кольца, словно пытаясь запутать демонов и духов, и наконец повернула прямо в город, который лежал в закатном мареве и от этого двоился и казался больше, чем был на самом деле.

Справа сквозь заросли священного дерева сасаки блестела Черная Нита, пенясь на раскатах. Слева горы, закрывающие горизонт, постепенно отдалялись, а вместо них возникли поля, сады, дома предместья и квадратные сики, оплетенные соломенными веревками, – места поклонения Богам. По обеим сторонам торчали столбики, выкрашенные в черный цвет, что, должно быть, означало императорский тракт.

На дороге стали появляться крестьяне, солдаты, монахи и прочий люд. На их фоне двое пришельцев – босые и пыльные – совершенно ничем не выделялись и скорее походили на уставших подростков, бредущих в компании собаки с неудачной охоты. В первом же удобном месте они спустились к реке и вволю напились, потом уселись на горячие валуны и опустили в воду натруженные ноги в предвкушении купания.

– Хорошо… – простонал Язаки, с жадностью наблюдая, как темноспинная форель скользит в глубине.

– Давай настреляем? – предложил Натабура и поглядел на берег, прикидывая, где развести костер.

Не успел он достать ханкю и стрелу, как на дороге раздался странный лай. Афра навострил уши, а потом попытался было ввязаться в перепалку, но Натабура на всякий случай цыкнул на него, и щенок, гавкнув пару раз для острастки, мол, знай наших, замолчал, доверчиво глянув на хозяина. За день мешок на горле у него немного уменьшился, и Натабура надеялся, что и на этот раз все обойдется.

Лай приближался.

– Демоны… – испугался Язаки и, оставляя на валунах отпечатки мокрых ног, быстро-быстро полез, не обращая внимания на колючки чихарахэа, под плакучие ветви серебристой янаги.

Натабуре стало любопытно. Он поднялся по насыпи и высунулся из кустов. Афра в точности повторил его маневр – ему тоже было интересно. Он подсунул голову под ладонь Натабуры и, вывалив язык, уставился на дорогу. В горле у него несколько раз что-то булькнуло – что означало ворчание. Через мгновение из-за поворота появились странные люди – саэки-бэ, одетые как дети – в короткие штаны и нелепые рубахи желтого цвета. Да и подстрижены они были не по-взрослому, а имели детские чубы и вихры. Но самое удивительное заключалось в том, что саэки-бэ лаяли, точнее, облаивали все подозрительные места. Первым делом они распугали духов и демонов там, где центральная каменная дорога пересекалась с сельскими, затем принялись за кучу камней, которую не убрали рабочие, основательно ее потоптав. А когда обратили внимание на вывернутое с корнями дерево и начали, лая, раскачивать его, показались бегущие трусцой тономори – охранники в черном, а уже за ними – хаяка-го, то есть огромный паланкин, в котором явно что-то колыхалось и который перемещали трусцой не меньше двенадцати хаякаэ – носильщиков в мокрых от пота одеждах. Еще не меньше двух десятков хаякаэ бежали следом, чтобы вовремя подменить уставших.

Хаяка-го тоже был черного цвета, как замок-ямадзиро, возвышающийся над городом Думкидаё. Его решетчатые окна, затянутые легкой тканью, колебались в такт движению. Натабура с удивлением заметил, что из-под занавески выглядывает жирная зеленая рука с золотыми кольцами и край дорогой хаори, расшитой бисером. «Где-то я это все видел», – не успел подумать Натабура, как там, где прятался Язаки, раздался отчаянный крик. Натабура кубарем скатился к реке. Первым, опередив его, внизу оказался Афра.

Язаки выволакивали из-под янаги. А он, цепляясь за ветки и срывая листья, искал глазами Натабуру и протяжно орал:

– А-а-а!!!

– Поймали! Поймали! – рычали тономори. – Вот он – демон!

– Какой же это демон, сейса?! – громко сказал Натабура, пытаясь спасти друга. – Кими мо, ками дзо!

Его отпихнули.

– Отойди, а то хуже будет, – повернулся к нему старший тономори, который беспрестанно жевал мирру. Но, разглядев что-то такое в лице Натабуры, нехотя объяснил: – У него губы синие…

Эка невидаль, хотел возразить Натабура, – наелся ягоды муртэс, но тономори, подбадривая себя криками, уже волокли Язаки к черному паланкину. Он и Афра пустились следом.