Накинув тяжеленный махровый гордеевский халат, Галя вышла в комнату за своей сумочкой, где находилась косметика. Хозяин на кухне возился с чем-то. Услышав ее шлепающие шаги, выглянул, сказал:

— Поторопись, дорогая, давай перед отъездом по чашке чая…

Договорить ему не дал телефонный звонок.

— Кого это черт? — проворчал Юрий Петрович и прошел в комнату, где на диване, в самом углу, дребезжал его мобильник. — Гордеев слушает, — сказал он противным гнусавым голосом. И тут же насторожился, сделался серьезным и даже мрачным. Долго слушал абонента, не глядя на Галю, которая уставилась на него, потом, отстранив слегка трубку, сказал, словно перебил говорящего: — Ты вот что, друг сердешный, давай-ка, во-первых, выбирай выражения, а то я попросту пошлю тебя к определенной матери, понял? А во-вторых, мне с высокой горы наплевать на твои взаимоотношения с белоярцами. И еще могу дать дельный совет, уже от себя. Если собираешься крутить поганку… Знаешь такое блатное выражение?… Ну как же не знаешь? А еще — журналюга! Так вот, раз подписался — не подставляйся сам. Лопушок при себе имей постоянно, чтоб задницу в нужное время прикрыть, понял?

Галя слушала, широко раскрыв глаза. Гордеев увидел ее то ли испуганный, то ли ошарашенный взгляд и, улыбнувшись, подмигнул.

— А ты не бойся! Попал в дерьмо, так хоть не чирикай! Нет, она этого никак не может слышать по той простой причине, что ее, к сожалению, рядом нет. Но я бы и при ней не постеснялся это тебе сказать. Вот так, Женечка хренов! Погоди, не мельтеши, ты ведь еще не все знаешь… Держи карман шире, так я и раскрыл перед вами тайны следствия! Ладно, Женечка, вот выйдет ваш начальник, он с вашей шайкой сам разберется, и всем воздастся, не беспокойся. Так что втык от Платоныча можешь рассматривать как предварительную клизму. Главная у тебя впереди. Пока… Мне некогда — говорю тебе! Я уезжаю!.. — Гордеев опустил трубку, подержал в руке, снова поднял и, не слушая, прорычал: — Какое твое говенное дело, с кем я водку пью?! На хрен ты мне нужен?! Нет, не приезжай, я не открою, потому что, скорее всего, там, у ребят, и останусь… Не знаю, когда завтра! И послезавтра ты мне ни на хрен не нужен! Все. Замри! — и отключил мобильник. Совсем, просто выключил. — Вот же мерзавец какой! — сказал Гале. — Слушай, подруга, а ты чего рот открыла? Почему до сих пор не готова? А ну бегом! — И, идя следом за ней, продолжил: — Елисеев, видать, серьезный втык получил от Журавлева, вот и заколготился. Ну, нам-то с тобой это понятно, а ему-то — нет! Что, за что? Какие документы? Действительно, голова кругом пойдет. Он даже не догадывается, какой фитиль горит у него под задницей…

— Юр, а тебе его не жалко? — вдруг спросила Галя.

— Жалко, — не задумываясь ответил Гордеев, — как всякую гниду, которая уже не станет вошью… Да нет, конечно… Ты понимаешь, я воспитан в другом времени. И нас не учили особо вникать в психологию предательства. Это сейчас старательно выясняют различные аспекты и нюансы — мол, если предал, сволочь, то по какой причине, да есть ли оправдательные моменты, да еще, может, и не большая сволочь, а поменьше и так далее, понимаешь?… У каждого времени, в конце концов, свои принципы.

— Не у времени, а у людей, которые уверяют, что именно они это время и олицетворяют. Вот как! — поправила Галочка.

Гордеев даже слегка опешил.

— Э-э, мадам, да ведь с вами, оказывается, есть о чем поговорить… лежа-то в мягкой постели?

— Как ты говоришь, а то!

— Это не я, — ревниво заметил Гордеев, — это Турецкий. А вот его цитировать в моем присутствии тебе совсем необязательно. У него и без тебя достаточно апологетов… женского пола.

— Ах ты, собственник! — почти взвизгнула она и кинулась к нему на шею. — Уж и глядеть по сторонам запрещает! — Халат распахнулся и соскользнул на пол.

Гордеев подержал ее в руках, чуть отстранил, оглядел весьма выразительным и заинтересованным взглядом и вздохнул — тяжко и протяжно:

— Нет… Этак мы никогда в гости не попадем. — Отпустил и добавил: — Но ты поторопись, пожалуйста, давай уж без чая обойдемся, черт с ним. Я оставлю ключи. Как оденешься, захлопни дверь и замок — на два поворота. Спускайся, а я пока машину погрею. Да и погляжу, чтобы этот псих не вздумал вдруг слежку за нами устраивать, с него станется. Как говорит все тот же Сан Борисыч, озверевший фраер страшнее бешеной собаки.

А вот об этом — мелькнула мысль у Галочки — она совсем и не подумала. И зря. Здесь хоть и Москва, а глаз да ушей, поди, не меньше, чем в том же Белоярске, где каждый твой шаг словно просвечивается, а после, при нужде, выставляется на экране — для всеобщего обозрения.

Может, еще и этим обстоятельством объясняется ее сегодняшний взрыв, поразивший даже ее самое: вдруг ощутила свободу? Отвязалась, как та Жучка у строгой хозяйки? Впрочем, вот так думать как раз и не хотелось бы…

Что за праздник придумали себе Турецкий с Грязновым, Гордеев не знал, да и вряд ли бы угадал, если бы даже и хотел. Но любой праздник требовал как бы личного взноса. Юрий Петрович прикинул, не слишком ли расшиковался на аванс, выданный ему по доверенности Женькой Елисеевым, и решил, что вполне может сделать ход бутылкой хорошего коньяка. Выглядеть мелочным в глазах прекрасной дамы ему совсем не хотелось.

На Енисейской улице, в районе Грязнова-старшего, ему был ведом один приличный магазин, где точно не подсунули бы вместо коньяка какую-нибудь отраву. Кажется, именно здесь и сам Вячеслав Иванович имел обыкновение отовариваться. Или, по выражению Дениса, загружаться.

Когда вошли в магазин — Галочка тоже пожелала присутствовать при выборе напитка, — Гордеев заметил, что, несмотря на вечернее время, магазин вовсе не был пуст. И мало того, буквально все мужики, словно по команде, обернулись в их сторону. Видно, оно и в самом деле так, если даже для Москвы, привыкшей ко всему, в том числе и к обилию эффектных женщин, вошедшая в магазин Галя — в коротком тулупчике с белым мехом и такой же шапочке, кокетливо сдвинутой набок, длинноногая, стройная — показалась созданием неземным, удивительным и… возбуждающим. В странно возникшей на какое-то время тишине только цокали тонкие каблучки модных ее сапожек да слышалось чье-то неровное дыхание.

Замерший на миг Гордеев вдруг усмехнулся, чем вызвал удивление в глазах Галочки. «Потом!» — объяснил ей жестом. И лишь в машине, уже когда купили бутылку и сели, чтобы ехать дальше, Юрий открыто засмеялся.

— Ну анекдот вспомнил, старый, ему сто лет, с вон какой бородищей!

Галя потребовала, чтобы он немедленно рассказал. И как ни отнекивался Гордеев, как ни уверял, что анекдот не совсем приличный, не отставала. Ладно, отмахнулся он от такой навязчивости. И рассказал, естественно.

Ну, ехали двое солдатиков, смотрят: красавица заходит в вагон, ну вся такая, что у несчастных ребят в глазах пошли сплошные миражи! А она перед ними то так, то этак, одним боком повернется, другим, закуривает, кокетничает… Растаяли парни, вот один и шепчет другому: «Какое чудо!» А второй отвечает: «Ага, и ведь наверняка кому-то повезло, трахает он элементарно это твое чудо! Кто же он такой, этот счастливчик?» А красотка словно прочитала их мысли, поворачивается к ним и говорит…