талант! Без шуток, — обалдело рассматривал он холст.

— Ну, перестань, — смущенно отвела я глаза.

— Эй, зачем бы я тебе врал? — потянул меня за руку, и я дурашливо мазнула ему краской по носу.

— Ах, ты, подлая девчонка…

И веселый смех прокатился по комнате, а затем сменился громкими стонами и ритмичными шлепками двух разгоряченных тел.

И все было бы хорошо, если бы не новая рабочая неделя, которая уже наступала мне на пятки. Я стала ненавидеть эти часы в офисе, где мы с Ханом становились чужими друг другу. Он говорил со мной, как руководитель. Смотрел так же. И только изредка писал ободряющие или пошлые сообщения, заставляя меня криво улыбаться и продолжать верить, что все это временно.

Что когда-нибудь нам больше не придется прятаться от общественного мнения.

В груди ныло. Сердце жалобно трепыхалось где-то в горле от страха, что все так и останется между нами. Легкие забивались гарью всевозможных подозрений. Но я все это терпела, потому что не представляла себе больше жизни без него.

Любила.

Тонула в нем.

Еще немного и совсем бы захлебнулась…

Звонок стационарного телефона на столе, и я вздрагиваю, а затем поднимаю трубку.

— Слушаю.

— Тань, это Алина. Там тебя Германович вызывает.

— Германович? — от чего-то теряюсь я и начинаю тревожно покусывать кончить карандаша. Потому что я уже дважды сбегала от начальника, так как он откровенно пытался склонить меня к сексу на его рабочем столе.

— Да. И, Тань, он злой капец как.

— Злой? Боже…

— Вы там поругались что ли? Он прямо рычит, как…как Марк Горыныч.

— Блин…

— Иди, Тань, сказал срочно тебя дернуть. И да, не пуха!

— К черту…

И я пошла, на ходу нервно одергивая юбку и поправляя прическу. А еще, какое-то внутреннее женское чутье подсказывало мне, что ничего хорошего мне ждать не стоит.

Вот только…почему он злой? Что я такого сделала? Да, на обеде встретилась в лифте со своим бывшим Димой Леонковым. Он предложил сходить в кино, но я ему отказала, причем жестко и безапелляционно. И мне больше не за что было краснеть!

Вошла в приемную Хана, затравленно посмотрела на Алину, выхватила ободряющую улыбку и двинула дальше.

Коротко постучала и вздрогнула от сурового окрика:

— Войди!

Переступила через порог и обмерла. Такого Марка я еще не видела. Никогда! Взмыленный, смотрит на меня тяжело. Буквально припечатывает взглядом. А я едва дышать умудряюсь.

Потому что страшно и сердце за ребрами испуганно замерло.

— Явилась, — хмыкнул и откинулся на спинку своего кожаного кресла.

— Да, — ответила робко.

— Закрой за собой дверь, Таня. У нас будет непростой разговор…

Мамочки!

Глава 22. О том, как Таня громко плачет…

Таня

Прикрыла дверь и недоуменно развела руками, пытаясь не растворяться в панике.

— Я что-то сделала не так?

Но Хан только продолжал молча сидеть, смотря на меня как удав на кролика. Ну, жуть же, честное слово!

— Марк! — и голос мой сорвался на хрип.

— Сделала? Нет, Тань, наоборот, не сделала. Хотя могла бы. У меня были на тебя такие надежды, но…жаль, очень жаль…

— Не сделала? — нахмурилась я.

— Я недоволен тобой, знаешь?

— Я…

— Подойди ближе.

Сглотнула и на негнущихся ногах двинулась к нему, останавливаясь в шаге от его стола.

— Ближе!

— Я не понимаю, Марк.

И на этих словах Хан решительно поднялся и подался ко мне, неожиданно резко подхватывая меня под задницу и усаживая на столешницу.

— Нет, нет, — зашептала я, оглядываясь на дверь.

— Да, да, — и тут же впился мне в губы в жарком, сводящем с ума поцелуе, не забывая при этом расстегивать молнию спереди на моей юбке.

— Марк, о… Господи! — застонала я, когда он закончил свое занятие, а потом толкнулся бедрами мне между ног, демонстрируя свое очевидное возбуждение.

— Зачем ты так прекрасна, Таня? — почти рычит он, поспешно расстегивая пуговицы на моей блузке, — Я работать не могу, вижу тебя и все — кроет.

— Ну, Марк, ну не надо, прошу тебя, — пытаюсь вяло отбиться я от него.

— У меня в штанах все колом, Тань, мне как в таком виде по офису ходить, м-м? Это все из-за тебя. Исправляй!

И тут же приспускает на себе брюки и боксеры, обнажая свой член. И я от всей этой пошлости, вопреки всем своим установкам, завожусь с пол-оборота. Всего секунда и змеи похоти уже ворочаются внизу живота, жалят нежную плоть, заставляя меня хотеть запретных удовольствий и забыть слово «нет».

— Но, дверь…

— Никто не посмеет зайди в мой кабинет.

И мы окончательно слетаем с катушек.

Трусики в сторону, защита впопыхах, а затем обоюдный тихий стон разрезает тишину кабинета, так как Марк начинает медленно водить по мокрым складочкам раскаленной головкой, дразня меня и заставляя нетерпеливо кусать губы.

— Хочешь меня?

— Хочу, — произношу одними губами.

— Бесстыдница! Совратила начальника прямо на рабочем месте.

— М-м, — и я прикрываю глаза, потому что он начинает медленно толкаться в мою киску.

Так сладко. Так запредельно прекрасно.

— Ходишь туда-сюда, крутишь своей красивой попкой, хлопаешь невинными глазками, — и приговаривая это, сдергивает чашечки бюстгальтера вниз, оголяя возбужденные соски.

— Я не…

— Придется наказать тебя, Таня.

И сразу же после этих слов Марк жестко вошел в меня на всю длину, запечатывая мой рот поцелуем, чтобы я не орала от кайфа. Одна его рука на моем горле — крепко фиксирует. Вторая на бедре — чуть приподнимая и сдавливая.

И я чувствую себя настоящей женщиной, которую уверенно и качественно берет мужчина. Так, как он хочет. Так, как я в тайне этого хочу.

И во мне столько всего. Меня распирает от этих эмоций. Любовь, страсть, счастье и все это под соусом из убойной дозы адреналина. Как не сойти с ума и остаться в себе?

Никак.

И я позволяю ему все. Он трахает меня посреди белого дня на рабочем столе, пока мы оба не вылетаем в астрал, а потом, словно загнанные животные, тяжело дышим, не в силах переварить свою эйфорию.

— Я видел, как он смотрит на тебя. Он мечтает засадить тебе, Таня. Я сломаю ему челюсть, если этот петух гамбургский к тебе подвалит хоть еще один раз.

— О ком ты говоришь? — совершенно пьяная от оргазма, я не понимаю ни слова из того, что он говорит.

— О качке твоем! — рычит Марк, нежно покусывая мои губы, пока его руки медленно приводят меня в порядок.

— Господи, да мне наплевать на Диму.

— На Диму, — кривится Хан, — гандон он штопаный, а не Дима.

— Ты ревнуешь, что ли? — улыбаюсь я и