Женя прилипла лицом к стеклу, которое тут же запотело изнутри.

Женя дернула дверь, ручка провернулась по оси и осталась в руке.

– Мама! – Женя ударила дверь плечом.

Дверь прогнулась, упруго, как матрас.

Женя разбежалась и ударила дверь опять.

– Ку-ку, – отозвался за дверью похожий на Ромку голос.

Детский смех, звонкий, как хрусталь, заполнил собой пространство, звенящие осколки вонзились в Женино сердце, ободрали глаза.

– Мамочка, Рома!

– Это сон, это просто сон, – сказал Лешка тревожным, хриплым со сна голосом.

Теплыми, неловкими руками он вытер мокрое от слез Женино лицо.

– Я проснулась, – сдавленным горлом прошептала она, – все хорошо. Спи.

Он не поверил, обхватил кольцом теплых, душных рук и сонным голосом забормотал утешения.

Женя вцепилась зубами в холодную, мокрую подушку, ночная сорочка прилипла к спине. Затряслись губы, зуб не попадал на зуб. Ничто на свете, даже горячие Лешкины губы были не в силах растопить кусок льда, который жил у нее в груди.

Уже неделю каждую ночь она видела один и тот же сон. Неделю она не спала сама и не давала спать Алексею. Так не могло продолжаться вечно, что делать, как выключить этот липкий ночной кошмар? Где-то внутри, не добраться, жила другая, сильная, дневная Женя. Не эта мокрая, дрожащая мышь. Ответ принесло вместе с видением, лицо Лешкиной бабушки было настолько ясным, словно Анна Васильевна находилась в их спальне.

Женю ошпарило стыдом. Как она смеет будить мужа по ночам? Старые кошмары не имели к нему никакого отношения. Прошлое должно оставаться в прошлом. Ночью возвращаются забытые, старые страхи и старые грехи. Не надо мучить ими других. Кивнула, горько улыбнулась Анна Васильевна, только это было уже не лицо Лешкиной бабушки, в темноте неясно белел абажур настольной лампы.

Лешка спал сидя, во сне продолжая обнимать Женю холодными, задрогшими руками.

– Алексей, – строго сказала Женя в мягкий, спящий висок, – три часа ночи! Ну-ка, ложись!

– Чего сразу Алексей, – не открывая глаза, пробормотал он, расцепил руки и уполз под одеяло, – чего я сделал-то?

Не прошло и минуты, как послышался тихий храп. Женя положила руку на бугор мужниного плеча и содрогнулась, показалось, что вместо руки на одеяле покоилось тонкое и бледное щупальце. В затылке запульсировала головная боль.

В пятом часу темнота перестала быть плотной. Предметы изменили очертания и обросли странными, расплывчатыми тенями. За прикроватной тумбочкой заколыхалось длинное, темное пятно. Оно напоминало безголового плачущего бегуна. Его догоняли, вот-вот поглотят, большие темные тени. Прошлое поедало настоящее.

Она должна с этим что-то сделать. Иначе не выжить.

– Я жду объяснений, – сказал шеф.

Наталья переступила с ноги на ногу, взмокли от страха пальцы, зажатые в узкие туфли на идиотски высоких каблуках. О методах, которыми Никольский выдавил конкурентов из прибыльного аптечного бизнеса, ходили слухи.

– На момент закупки все сопровождающие документы были в порядке, я проверяла, – сказала Наталья своим самым уверенным тоном.

– Вся продукция данного поставщика кон-фис-ку-ет-ся, – сказал шеф, – это три с половиной миллиона убытка.

– Я… – задохнулась Наталья.

– Логистика – ваша сфера, Наталья Владимировна, решение заключить контракт с данной фирмой было не-ком-пе-тент-ным, – отчеканил Никольский, усмехнулся и добавил: – И противозаконным.

– Все формальности с нашей стороны были соблюдены, – пробормотала Наталья, – я уверена, что суд решит дело в нашу пользу.

– Суд? – недобро усмехнулся шеф. – Вы не всерьез, я надеюсь…

– Готова написать заявление об уходе по собственному желанию. – Наталья с содроганием поглядела в белесые глаза Никольского.

– Решение принимаю не я, – Никольский оскалил крепкие желтые зубы, – мой совет, будьте готовы к худшему. Это все.

Наталья захлопнула папку с финансовыми документами и с тоской поглядела в окно. Прощай, уютный кабинет с окнами в усаженный деревьями двор, любовно подобранная по каталогу офисная мебель и удобное кожаное кресло.

Некомпетентность, профессиональный волчий билет, вот что ждет ее впереди.

Никакого сомнения, Никольский и его кореша в совете директоров бросят ее на растерзание. Остапы Бендеры не играют в азартные игры с государством. За них играют и расплачиваются подставные лица и подчиненные. Если она и приняла неверное решение, то это было не тогда, когда она решила закупить лекарства не у официального дистрибьютера, а у посредника. Все так делают, не она одна. Ошибкой был выбор работать на Никольского.

На тот момент решение выглядело очевидным. Она выбрала семь лет интересной, хорошо оплачиваемой работы. Она выбрала жизнь, где в непредсказуемом будущем существовала зыбкая надежда на завтра. Болезни, несчастные случаи, смерть продолжали существовать, но она перестала чувствовать себя настолько беспомощно бесполезной. Она научилась быть сильной и независимой, и, самое главное, она всегда добивалась своих целей. Любой ценой. Тогда почему она чувствует себя такой грязной? Потная блузка прилипла к спине, под мышками некрасивые темные пятна от пота.

Каким будет заголовок заказной статьи, изобличающей аптечный скандал? Придумают ли журналисты более броское название, или используют хорошо забытое старое? «Виновный в махинациях найден и наказан», – написали в газете «Тверская жизнь», когда сняли Пилипчука. «Ты можешь получить все, что хочешь, если согласен за это заплатить», – говорил когда-то Асин отец. Доволен ли старый, мудрый списанный на обочину жизни Андрей Григорьевич, что к нему вернулась дочь? И внук.

Маленький Сережа. Тонкие бледные ручки, мокрые глаза с белыми комочками в уголках. Запущенный, как приблудный щенок. Такой же никому не нужный, как и она.

Сережа…

Каким бы он был сейчас? На кого похож ребенок, которого Ася увезла с собой? Солнце должно было пойти ему на пользу. В августе ему будет восемнадцать. Совсем уже взрослый. Ей тоже было тогда восемнадцать, и она казалась себе совершенно взрослой. Принимающей трудные, но правильные решения. Права ли она была?

Должна была быть. А иначе зачем?

Горло перекрыло настолько резко, что Наталья чуть не потеряла сознание. Астма не возвращалась уже очень давно. После мгновенной паники вспомнила, что в ящике стола завалялась нераспечатанная упаковка ингалятора. Наталья рывком выдернула ящик и опорожнила его на стол. Повезло, срок годности на «Турбухалере» подходил к концу в сентябре этого года. Дрожащими руками Наталья сняла колпачок с ингалятора и повернула красный диск до щелчка. Хорошо, что с новыми ингаляторами не надо было синхронизировать вдох и нажатие на дно баллончика. Выдох вырывался из груди с хрипом, Наталья обхватила мундштук губами и вдохнула. Задержать дыхание на необходимые десять секунд было мучительно тяжело, болела грудь, в ушах неясно стучали гулкие далекие колокола.