– Возможно и так, – пожала я плечами. – Вот что, может, покажем письмо кому-нибудь из ребят-второкурсников? Аюми или Эби, может, они разберутся?

– Давайте попробуем, – кивнула Маргарита. – Моих знаний, увы не хватает…

Мы вернулись к месту чайного действа, оглядели присутствующих. Марико дремала на плече Александра, и тот боялся шелохнуться, чтоб не потревожить уставшую от переживаний и страхов девушку. Студенты-японцы отдельной кучкой неподвижно сидели, выпрямив спины, и ожидали своей очереди дегустации чая, несколько гостей фестиваля тоже смотрели на сэнсэя и старались проникнуться атмосферой японской чайной церемонии. Эби, Аюми и Ален находились рядом с Кузьминым, по другую сторону от гостей из Японии. Мы с Маргаритой остановились в нерешительности. Как бы ухитриться позвать кого-нибудь из второкурсников, чтоб не помешать чайному действу? Даже несмотря на срочность дела, мне было неловко прерывать сэнсэя, поэтому я стояла молча и не знала, что предпринять.

Однако Кузьмин первым нарушил молчание – увидев нас с Маргаритой, он коротко кивнул и жестом пригласил присоединиться к церемонии. Я подошла к сэнсэю и опустилась рядом с ним.

– Сэнсэй, я хотела бы вас попросить об одной услуге… Простите, что нарушаю ваше мероприятие, но я кое-что нашла очень важное. И думаю, это имеет отношение к тому, что сегодня произошло с Марико-сан…

Кузьмин коротко кивнул и что-то прошептал на ухо Алену. Потом посмотрел на нас с Маргаритой.

– Что ж, если это так важно, давайте отойдем к шатру, я попросил Алена руководить чайным действом. По вашему виду понятно – дело и впрямь не терпит отлагательств…

Я порадовалась, что сэнсэя не пришлось уговаривать, и мы направились в сторону японского шатра. Я вытащила свой фонарик, чтобы было больше света, и протянула сэнсэю бумажку с непонятным посланием.

– Я нашла это на том месте, где Марико-сан видела оборотня, – пояснила я, не упомянув про маску. – Мы с Ритой-сан пытались перевести, но вышла непонятная ерунда. Можете помочь нам?

Кузьмин быстро пробежал глазами иероглифы и произнес наполовину задумчивым, наполовину грустным голосом:

– Это – японское стихотворение руки Обата Акиры. Он жил примерно в 978 году, точная дата неизвестна, и был самураем сёгуна. Точно не могу вспомнить имени этого господина, но в средневековой Японии существовал, как вы знаете, обычай, по которому самурай, провинившийся перед своим начальником или каким-то образом «потерявший лицо», должен был совершить сэппуку, то есть ритуальное самоубийство, более известное под названием «харакири». А перед смертью самурай должен был написать последнее хокку или хайку. Написанное является предсмертным стихотворением Обата Акиры. Оно переводится так:

– И что это может означать? – недоумевающе спросила Маргарита. – К чему писать это стихотворение?

– Автор письма обращается к конкретному человеку, иероглифы имени и фамилии которого указаны наверху, – пояснил сэнсэй дрогнувшим голосом. – Если подумать, смысл письма в следующем: отправитель говорит своему читателю, что тому должно покончить жизнь самоубийством, если ему дорога его честь и незапятнанное имя.

– И кому же адресовано письмо? – поинтересовалась я. – Вы можете перевести иероглифы имени человека, который якобы должен совершить сэппуку?

– Могу, – кивнул Кузьмин. – Письмо написано мне. Эти иероглифы – мое имя и фамилия на японском языке.

Стоит ли говорить, что остаток ночи мы с Маргаритой провели без сна? Сэнсэй был вынужден вернуться к гостям и продолжить чайную церемонию, несмотря на жуткое письмо, которое он перевел. Я не уставала поражаться его выдержке и спокойствию – наверно, если б подобное послание получил кто-то другой, вряд ли он так легко смог бы вернуться к своим обязанностям. А может, чайная церемония служила для Кузьмина возможностью отвлечься от тревожных мыслей и догадок. Сэнсэй не имел ни малейшего представления о том, кто мог настолько его ненавидеть, чтобы так изощренно подталкивать к самоубийству. Я решила следить за Кузьминым как можно внимательнее и ни при каких обстоятельствах не оставлять его без присмотра. Кто знает, что творится в душе этого человека? Вдруг он решит, что все неприятности с его учениками происходят по его вине, и единственное, что он может сделать – это покончить жизнь самоубийством? Конечно, Кузьмин – не юный недотепа-романтик, который легко подвергается чужому влиянию, но опять-таки я не была уверена наверняка, что у него настолько крепкие нервы и железный рассудок.

В конце концов и сэнсэй, и Маргарита сдались и отправились по палаткам. Александр осторожно поднял Марико-сан на руки и отнес ее спать в палатку к Наоко – вряд ли он имел столько дерзости, чтоб положить японку в свою, наверно, до официального бракосочетания он не позволит себе никаких вольностей. Гости фестиваля поблагодарили Кузьмина и ушли к себе, японцы тоже отправились спать. Я незаметно прокралась к своему вчерашнему посту и уселась рядом с палаткой сэнсэя. Спать мне совершенно не хотелось – голова просто разрывалась от предположений, догадок, гипотез. Я представляла себе по очереди всех жителей «Японского квартала» в качестве подозреваемых, но ни у кого из студентов сэнсэя не имелось достойного мотива. Наверно, завтра буду всех допрашивать, чтобы выяснить, кто все-таки преступник…

К счастью, эта ночь прошла спокойно, без происшествий. За исключением того, что к утру я основательно замерзла и мечтала выпить что-нибудь горячее, пусть даже и отвратительный японский чай. Вчера было намного теплее, а к воскресенью, похоже, погода обещала испортиться. Не хватало еще дождя для полного счастья…

Первым, как и предыдущим утром, проснулся сэнсэй, однако не сам – его разбудил телефонный звонок. Близилось шесть утра, когда я услышала из палатки Кузьмина бодрую мелодию мобильника. Я быстро отошла к походной кухне, сделав вид, что собираюсь вскипятить воду. До меня донесся немного сонный, но уже бодрый голос сэнсэя.

– Да, Жанна… Вы хотите раньше провести закрытие? Ладно, понял вас, хорошо…

Разговор закончился, и чуть позже Кузьмин вылез из палатки и направился ко мне.

– Доброе утро, Женя-сан! – поздоровался он с улыбкой. – Вы, я смотрю, ранняя пташка! Так мало спите? У вас в палатке не холодно?

– Нет, все прекрасно! – заверила его я. – Привыкла просыпаться рано утром, мне не нужно много времени на сон.

– Кто рано встает, тот больше успевает! – заметил сэнсэй. – Я тоже давно еще приучил себя меньше спать, чтоб успеть насладиться жизнью, ведь она, как ни крути, слишком коротка… Ладно, оставим всю эту философию, нынче прохладно. Думаю, неплохо выпить по чашечке чая?

– Да, я уже поставила воду! – я кивнула на котелок над газовой горелкой. – Скоро, думаю, закипит… Ой, надо же, кто-то кофе оставил…