Ещё дальше пошёл генерал-лейтенант Кёстринг, военный атташе Германии в СССР, доложивший в марте 1941 г. в Берлин, что на вооружении Красной Армии имеется всего 6 тыс. танков, которые распределены в виде одной танковой роты (30 танков) на каждую из 200 стрелковых дивизий. (42, стр. 69) О танках Т-34 и КВ, принятых на вооружение ещё 19 декабря 1939 г., немецкое командование вплоть до начала войны имело лишь самые смутные догадки. Перечень подобных примеров можно продолжать и далее, но мы сразу перейдём к результату столь всеобъемлющей недооценки противника. А результат был таков, что силы, выделенные для «Барбароссы», были настолько малы, что Сталин никак не мог поверить в то, что Гитлер принял решение о вторжении.

В самом деле, фактически в составе трёх групп армий («Север», «Центр», «Юг») на западной границе Советского Союза сосредотачивались: 84 пехотные дивизии, 17 танковых и 14 моторизованных дивизий (в общее число «84 пехотные дивизии» мы включили также 4 легкопехотные, 1 кавалерийскую и 2 горно-стрелковые дивизии, в общее число 14 мотодивизий включены части войск СС, соответствующие 5 «расчётным дивизиям»). Всего — 115 дивизий. Как мог Сталин поверить в то, что такими силами Гитлер рискнёт начать наступление против Красной Армии, которая ещё в мирное время насчитывала более 300 дивизий? Причём и этих-то 115 дивизий в мае 1941 г. на границах СССР ещё не было. Фактически 15 мая 1941 г. на Востоке было сосредоточено 66 пехотных, 3 танковые и 1 моторизованная дивизия вермахта. (1, стр. 304) Советская разведка оценивала (с традиционным завышением) состав группировки противника в 119 дивизий, но и это было меньше половины от общей численности вермахта, каковую численность советская разведка определяла (опять же завышая реальную величину процентов на 25–30) в 260–285 дивизий. Как же мог Сталин поверить в то, что Гитлер начнёт вторжение, не собрав на советской границе хотя бы две трети своей армии?

Как было уже отмечено в первой главе, советская разведка и высшее командование Красной Армии ожидали увидеть в составе немецкой группировки на Восточном фронте 175–200 дивизий с 10 тысячами танков. Ничего подобного, ничего близко похожего на такую концентрацию сил в мае 1941 года ещё не было. На огромном пространстве от Балтики до Карпат сосредотачивались немецкие войска, численно меньшие, чем группировка вермахта на границе с Бельгией и Голландией 10 мая 1940 года. Поэтому Сталин, не обращая особого внимания на странные метания своего берлинского конкурента, продолжил форсированную подготовку к Великому Походу.

5 мая 1941 г. Сталин официально вошёл в должность главы правительства СССР (Молотов стал его заместителем и сохранил за собой пост наркома иностранных дел). В тот же день, 5 мая 1941 г., в Большом Кремлёвском дворце состоялся торжественный приём в честь выпускников военных академий РККА. Сталин выступил перед собравшимися с большой (она продолжалась примерно 40 минут, что для скупого на слова «Хозяина» было очень много) речью.

Значимость этого выступления усиливается тем фактом, что оно было сделано в тот самый день, когда Сталин, занял пост главы правительства, что, несомненно, привлекло внимание всех, в том числе — и участников торжественного собрания в Кремлёвском дворце.

При жизни Сталина текст его речи от 5 мая 1941 г. никогда не публиковался — ни до начала войны, ни после её победного завершения. Уже этот факт даёт основания утверждать, что про возможность нападения Германии на СССР Сталин в своём выступлении перед выпускниками военных академии не сказал ни слова — в противном случае историю о «гениальной прозорливости великого вождя, который задолго до вероломного вторжения разгадал коварный замысел врага», заставили бы выучить даже младших школьников. В 1995 году МИД России в многотомном сборнике «Документы внешней политики» (т. 23, книга 2) опубликовал текст речи Сталина. В конце публикации стоит, как и положено, ссылка на источник информации: журнал «Искусство кино», № 5 за 1990 г. И это действительно «кино». Министерство иностранных дел — самая официальная из всех официальных организаций. В сборнике документов, изданных МИДом, никаких других ссылок, кроме номеров архивных дел (или номеров газеты «Известия», которая была официальным местом публикаций правительственных сообщений), не может быть. Их там и нет — публикация со ссылкой на литературный журнал является единственным (по крайней мере во всём 23-м томе) исключением из правил. По сути дела, составители сборника мудро «умыли руки», переложив ответственность за достоверность текста речи Сталина на «Искусство кино».

С точки зрения искусства и литературного языка опубликованный текст явно неполон. Две последние фразы звучат так: «Любой политик, любой деятель, допускающий чувство самодовольства, может оказаться перед неожиданностью, как оказалась Франция перед катастрофой. Ещё раз поздравляю вас и желаю успеха». Нестыковка, на мой взгляд, очевиднейшая. Все речи и статьи Сталина отличались ясностью, чёткостью, последовательностью, простотой (если не сказать — примитивностью) изложения. Вопрос — ответ, вопрос — ответ. Никакого постмодернистского «потока сознания». Упоминание про поражение Франции никак не могло оказаться последней (перед традиционным пожеланием успехов) содержательной фразой выступления Сталина перед командирами Красной Армии. Впрочем, и опубликованные фрагменты речи Сталина достаточно красноречивы:

«…Действительно ли германская армия непобедима? Нет. В мире нет и не было непобедимых армий. Есть армии лучшие, хорошие и слабые… С точки зрения военной, в германской армии ничего особенного нет ни в танках, ни в артиллерии, ни в авиации. Значительная часть германской армии теряет свой пыл, имевшийся в начале войны. Кроме того, в германской армии появилось хвастовство, самодовольство, зазнайство. Военная мысль Германии не идёт вперёд, военная техника отстаёт не только от нашей, но Германию в отношении авиации начинает обгонять Америка… В смысле дальнейшего военного роста германская армия потеряла вкус к дальнейшему улучшению военной техники. Немцы считают, что их армия — самая идеальная, самая хорошая, самая непобедимая. Это неверно. Армию необходимо изо дня в день совершенствовать».

И вот именно после этого пассажа и следовал многозначительный вывод о том, что «любой политик, допускающий чувство самодовольства, может оказаться перед неожиданностью, как оказалась Франция перед катастрофой».

Даже не имея полного текста выступления Сталина, нетрудно догадаться — кого же он имел в виду под «самодовольным политиком», который может оказаться перед катастрофической «неожиданностью»… А можно и не гадать, а обратиться к показаниям пленных командиров Красной Армии, хранящимся в германских архивах. И. Гофман (немецкий историк, с 1960 по 1995 год проработавший в Исследовательском центре военной истории бундесвера и ставший в конце концов научным директором Центра) в своём исследовании (42) приводит многочисленные примеры того, как командиры разных возрастов и рангов, захваченные в плен в разное время и на различных участках фронта, практически в одинаковых словах передают высказывания Сталина о том, что «хочет того Германия или нет, но война Советского Союза с Германией будет». Не менее примечательна и информация, опубликованная в мемуарах советника посольства Германии в СССР Хильгера. Он приводит показания трёх пленных советских офицеров, которые сообщили о том, как Сталин во время банкета (мероприятие, неизменно сопровождающее торжественные заседания в кремлёвских дворцах) заявил примерно следующее: «Эпоха мирной политики завершилась и настала эпоха насильственного расширения социалистического фронта. Кто не признаёт необходимости наступательных действий, тот обыватель или дурак». (42, стр. 41) За исключением последней грубой фразы, эти — вызывающие понятное недоверие — показания пленных полностью совпадают с сохранившейся в РГАСПИ (ф. 558, оп. 1. д. 3808, л. 11–12) записью тостов, прозвучавших на банкете. Согласно этой записи Сталин сказал: