Выехав на «набережную» Днепра, мы направились к располагавшемуся здесь невольничьему рынку. Со всех четырех сторон он был окружен высокими амбарами, предназначенными для проживания рабов. Купец, торгующий живым товаром, перед тем как пустить нас в амбар с невольниками, долго и витиевато, на восточный манер, расшаркивался передо мной. В темном и мрачном амбаре, с тусклыми, небольшими оконцами наверху, невольники сидели, лежали, стояли на соломенных тюфяках, прикованные цепями к стенам, они затравленно поглядывали на вошедших посетителей. Купец тут же три раза хлопнул в ладоши, отчего все невольники, повинуясь его команде и побрякивая цепями, дружно поднялись, приняв вертикально положение.

Я прошелся вдоль рядов, приглядываясь к этим несчастным людям, а за моей спиной тенью следовал купец, разливаясь соловьем и нахваливая свой товар. Большинство невольников оказалось литовского происхождения, проданные купцу после очередного военного похода гроднецкими дружинниками. После окончания ледостава все рабы, не распроданные в Смоленске, должны будут направиться в Булгарию и дальше на Восток. Тут мне в голову пришла мысль, что неплохо бы иметь в окружении человека, владеющего литовским языком. Ведь как пить дать с прибалтами придется повоевать.

– А нет ли у тебя славянина, свободно владеющего литовским языком? – спросил я у продолжающего что-то упорно гундосить за моей спиной купца.

– Есть, есть, княжич, как не быть! Правда, молод он, всего двенадцать лет…

– Показывай!

Купец стремительно выскочил вперед и повел нас к только ему ведомой цели.

– Вот! – указал он пальцем, остановившись рядом с изможденным пареньком. – Владеет и родным славянским, и литовским, и немецким языками.

– Откуда он их знает?

– Во время набега литовцев был ими полонен. Потом продан в услужение немцам. Затем опять оказался в руках у литовцев, когда они напали и разграбили немецких купцов. А этой зимой гродненцы его ужо полонили. Языками, кстати, владеет отменно, – поспешил добавить купец, – лично проверял, даже малость читать на немецком могёт! Себе бы оставил, да бедствую, займы нужно отдать, а то не ровен час сам на его месте окажусь! – притворно сокрушался хитрющий купец.

– Кто ты и как тебя зовут? – спросил я у малолетнего узника.

– В хресте Яковом, а по-простому Якушкой кличут, – с не по-детски серьезным видом ответил паренек.

– Хочешь мне служить? – спросил, чуть помолчав. Подумал я о том, что парнишка должен быть толковым, коли уж даже немецкую грамоту покусился осилить.

– Благодарствую! – Якушка, зазвенев цепями, в благодарном порыве души упал на колени.

– Суровы, небось, с тобой немцы были, – влез в разговор Перемога, сделав относительно Якушки свои какие-то выводы.

– Ага, батоги страсть как любят.

– А родители, братья, сестры у тебя есть? – Перемога окончательно взял инициативу на себя, ну что ж, флаг ему в руки, барабан на шею, как у нас принято было говорить.

– Нема никого.

– Ты от своего нового хозяина, часом, не сбежишь? – продолжил допрос наставник.

На лице паренька появилось удивление.

– Куда мне бежать? Крестьяне сами голодуют, ремеслам не обучен, возрастом я еще мал… зачем из неволи новую неволю искать? – задал риторический вопрос Якушка.

– Будешь при мне с делами разными помогать, заодно грамоте учиться, если хорошо себя покажешь, то заслужишь вольную. – Я перетянул на себя нити разговора, устав от бессмысленного допроса Перемоги. По моему мнению, если человек будет сыт, одет, занят интересным делом, то куда он удерет? Силком такого не заставишь никуда сбежать!

Якушка смотрел на меня во все глаза, в них читался напряженный мыслительный процесс, он просто не верил своему счастью.

– Шпрехан зе дойч? – задал я напоследок единственный вопрос на немецком, который мог озвучить, литовским же я абсолютно не владел, даже ни разу не слышал, как этот «чухонский» язык вообще звучит.

Паренек тут же поспешно в ответ что-то «залаял». На мой непритязательный слух вроде как у него получалось довольно бодро шпрехать.

– Берем! – дополнительно утвердившись в своем мнении, я указал Перемоге на малолетнего полиглота. – Из остальных невольников выкупи здоровых и желательно славян, или любых других, но знающих русский. Ну, ты и сам все лучше меня знаешь, не буду тебе мешать! – слегка для пользы дела польстил своему пестуну.

Вместе с увязавшимися со мной дворянами мы побыстрому покинули эту обитель скорби и печали, ведь, как всем известно, не царское это дело с презренными купцами торговаться. С Перемогой остался десяток дружинников для конвоирования на княжий двор нового пополнения челяди.

Зайдя в княжью светлицу, уже привычным жестом руки перекрестился на образа. Изяслав Мстиславич в этот момент разглаживал свои усы, красуясь перед металлическим зеркалом. Заметив меня, он лишь кивнул в сторону лавки. Усевшись на нее, я принялся в который раз рассматривать висевшие на стене панцирь со шлемом и оружием – все восточной работы. Затем мой взгляд зацепился за расставленную на столе дорогую оловянную посуду. Теоретически я знал, что зеркала можно получить, вылив расплавленное стекло в оловянную или серебряную ванну, добавив туда еще целую куеву тучу присыпок, однако подступаться к подобным экспериментам на практике пока не решался, да и не было пока такой возможности.

Вдруг Изяслав Мстиславич внезапно заговорил, причем весьма довольным голосом:

– Убедил я вече уменьшить погородье и часть платы взимать навозом, всякой требухой и прочей падалью. Улыбались заразы, подумали, что князь малость головой стукнулся. Что будет чище и меньше болезней – не особо поверили, ну, да и черт с ними! С сегодняшнего дня копай свои навозные ямы. На это дело можешь всю дворовую челядь забрать.

– Спасибо, отец, это дело, что ты мне доверяешь, в будущем прославит наш род в веках. У нас все будут учиться воевать по-новому! – счел нужным потрафить самолюбию князя.

Довольный услышанным, князь мечтательно, на краткий миг закатил глаза, но, быстро очнувшись от грез, продолжил:

– А тиунами, за сим пока еще не великим, но уж точно смрадным делом надзирающими, – с улыбкой подколол князь, – будут, как мы и договаривались, твои дворяне-пороховщики, ставь их около навозных ям, там пускай дежурят и ведут учет. Сам за ними будешь следить, я в вашей упрощенной писанине не шибко разбираюсь!

«Ага, – подумал я про себя, – ты и в обычной, ныне действующей грамоте также не шибко силен». Видел я, как князь читает – чуть ли не по слогам, трудно и напряженно, примерно так же, как ученики в наших начальных классах.

– Был я на торге, разговаривал с одним бывшим купеческим приказчиком Василем Клепиком, он не против возглавить Ямчужную службу, – умоляюще поглядел на князя. – Мои пороховщики без догляда взрослого не справятся, ну не мне же, в самом деле, у тех ям ежедневно вместе с ними караулить?