Новшеством было введение контроля за поведением торговцев. В обиход вошли термины «импортеры» и «неимпортеры». «Чернейшим преступлением считается продолжать торговые отношения с метрополией или отказаться вступить в их соглашения о запрете импорта», — сетовал автор лоялистского памфлета[502]. Для выявления нарушителей создавались комитеты бдительности, наблюдательные комитеты и тому подобные организации. Разоблаченные «импортеры» должны были подвергаться общественному осуждению. Например, в июле 1769 на митинге бостонских торговцев было принято решение публиковать имена нарушителей, продававших импортные товары вопреки соглашению. Причем предполагаемое наказание распространялось не только на подписавших соглашение, но и вообще на всех коммерсантов Массачусетса[503]. В августе того же года, видимо, впервые, в газетах были напечатаны имена «импортеров». Список имен был опубликован без каких-либо комментариев или призывов к бойкоту нарушителей[504]. Впоследствии такие публикации стали регулярными.

Однако в дальнейшем на «импортеров» обрушились самые разнообразные кары. Так, 5 мая 1769 на борту «Очаровательной Полли» в Филадельфию прибыл груз импортного солода. Филадельфийские пивовары договорились не покупать этот солод и не варить из него пива[505]. Покупатели демонстративно избегали лавок, где продавались импортные товары. Священник С. Купер отмечал: «Тех немногих, кто решается импортировать и кого по слухам поддерживают тайные щедрые обещания, тех покупатели избегают более, чем когда-либо»[506]. Но встречались и более жесткие формы воздействия на оппонентов. Против «импортеров» применялись формы парасудебной расправы, традиционные для колониальных городов: протаскивание по улицам, обваливание в смоле и перьях, изгнание из города. В Нью-Йорке нарушителя соглашения о запрете импорта поставили на импровизированный эшафот под «столпом свободы», и с этой зловещей трибуны «импортер» вынужден был просить у публики прощения и клясться соблюдать соглашение в будущем. После чего его отпустили с миром[507]. Летом 1770 г. некого «импортера» провели по улицам Бостона привязанным к тележке и хотели обвалять в смоле и перьях. Но бедняга так испугался, едва не упав в обморок, что «Сыны Свободы» сжалились над ним и отпустили, не завершив задуманного наказания. Еще один «импортер» буквально метался по Массачусетсу в поисках пристанища. Он пытался переселиться из Бостона в Марблхед, но его выгнали из города; несчастный лоялист пробовал податься в Сэйлем, но и там не нашел крыши над головой. Так что из этого городка тоже пришлось уехать[508]. Лоялисты жаловались на «деспотизм» вигов и торговцев-«неимпортеров». Массачусетский тори Натаниэль Коффин писал в октябре 1769 г.: «Власть быстро переходит из рук в руки. В одно мгновение наш суверен — некий Макинтош, в другое — Отис и Адамс, в третье — торговцы»[509].

14 апреля 1770 г. Акты Тауншенда были отменены, но лишь частично. Сохранялся принцип независимого финансирования колониальной администрации. Никуда не делось Американское таможенное управление, призванное повысить собираемость налогов в колониях. Наконец, оставался в силе налог на чай, подкрепленный в 1773 г. Чайным актом, позволявшим Ост-Индской компании привозить чай напрямую в колонии. Тем не менее, американцы немного расслабились. Нью-Йорк отказался от бойкота в мае 1770 г., Филадельфия — в сентябре. Месяцем позже примеру филадельфийцев последовали бостонцы. «Соглашения наших купцов нарушены», — констатировал С. Купер в январе 1771 г.[510]

Однако Чайный акт и последовавшие за ним «нестерпимые акты» 1774 г. заставили вигов вспомнить прежнюю тактику. 13 мая 1774 г. городское собрание Бостона призвало к возобновлению бойкота[511]. В начале августа виргинский конвент объявил о прекращении всех торговых соглашений с метрополией; допускался лишь импорт лекарств[512]. 20 октября Первый континентальный конгресс в Филадельфии принял документ, ориентированный на все североамериканские колонии, — «Ассоциацию». Колонистам следовало немедленно отказаться от импорта чая, а с 1 декабря 1774 г. — от любых товаров с Британских островов или из британской Вест-Индии. Прекращался также экспорт колониальной продукции в метрополию или в британскую Вест-Индию. Но бойкотом содержание «Ассоциации» не ограничивалось. В документе говорилось: «Мы будем на своих местах поощрять умеренность, бережливость и трудолюбие… и будем порицать и выказывать неодобрение всем видам расточительства и легкомысленных развлечений, в особенности всяким скачкам и всем видам азартных игр, петушиным боям, представлениям спектаклей и пьес и всем другим дорогостоящим развлечениям и удовольствиям»[513].

Соглашения о запрете импорта не были просто определенной тактикой воздействия на имперские власти и предлогом для давления на оппонентов. Прежде всего, они включались в формирующуюся политическую культуру Америки. Об этом говорит частая ритуализация поведения при их принятии и исполнении. Так, в Южной Каролине соглашения о запрете импорта в колонии были приняты под «древом свободы»; присутствующие украсили шляпы лавровыми веточками[514]. Массачусетские патриотки прибегали к уже знакомым нам символическим числам 45 и 92. В Чарльстауне (Массачусетс) 8 ноября 1768 г. 45 женщин подарили местному священнику 92 мотка пряжи[515].