Информацию, полученную из рекламных блоков, можно дополнить статистикой ввоза товаров и сбора налогов. Так, «Boston Evening Post» сообщала, что осенью 1768 г. английская казна получила несколько сот фунтов стерлингов пошлин за товары, ввезенные в Массачусетс; но весной 1769 г. сумма таких пошлин не превышала 40 шиллингов[563]. Видимо, не все колонии добивались таких же результатов. Например, в Северной Каролине бойкот вообще провалился[564]. Бойкот 1774 г. отразился на бюджете метрополии резким падением доходов, собранных в соответствии с Актами Тауншенда (как мы помним, они не были отменены полностью). В 1773 г. метрополия получила от североамериканских колоний в виде налога на чай 2572 ф. ст., в 1774 г. — 921 ф. ст. Импорт чая в колонии в 1774 г. упал на 90 %[565]. Еще более впечатляющим было падение импорта в следующем году — 97 % по всем видам товаров[566].

Формулировки, используемые в рекламе, позволяют судить и о том, как реагировали на гегемонию классического республиканизма сами торговцы. Интересны стратегии их поведения, представлявшие широкий спектр реакций, от искреннего (по крайней мере, по видимости) принятия жестких требований гражданской добродетели, до попыток обойти таковые. На митинге фригольдеров и других жителей Бостона 4 октября 1769 г. отмечалось: «Торговцы не только нашей столицы (т. е. Бостона. — М. Ф.), но и континента благородно предпочли общее благо своему частному вознаграждению»[567]. Резолюция поражает четкостью формулировки классического республиканизма, как он понимался на тот момент. Джон Барретт и сыновья в Бостоне подчеркивали собственное похвальное поведение в своей рекламе: «И хотя мы сильно пострадали, великодушно пожертвовав торговыми интересами ради общественной свободы и счастья, мы и впредь будем продавать по тем же низким ценам»[568].

Со своей стороны, лоялистка из Массачусетса Дороти Форбс опасалась репрессий со стороны вигов: «Наш скот продадут с аукциона, и мы можем ожидать, что все пойдет прахом»[569]. Ряд ее единомышленников пытались найти для своего бизнеса защиту у властей. В декабре 1773 г. Ричард Кларк и сыновья, Бенджамин Фанейл, а также Элиша и Томас Хатчинсоны обратились с петицией к его превосходительству губернатору и совету его величества. Петиционеры жаловались на угрозы со стороны вигов, просили защиты для торговли чаем. Колониальный совет, после бурных дебатов, не дал никакого ответа[570].

Зато Джон Эвери поместил специальное объявление, заверяя соотечественников, что вот уже два года ничего не импортировал ни из Лондона, ни из какой-либо иной части Великобритании. Он счел необходимым «очистить себя от низкого обвинения во ввозе товаров вопреки благотворному соглашению и единому мнению купцов». Сходные объявления в том же номере были подписаны Фрэнсисом Джохоннотом и Бенджамином Эндрюсом[571]. Такие заверения были весьма своевременными. Той же осенью последовало «разоблачение» «импортеров» Энн и Элизабет Каммингс. «Они предпочли свою собственную мелкую выгоду благополучию Америки… Их будут считать врагами своей страны», — возмущалась «Boston Gazette»[572]. В импорте заподозрили даже Джона Хэнкока, и он также вынужден был оправдываться[573]. По подсчетам историка Колина Николсона, 62,9 % импортеров нарушали соглашение лишь однажды; и лишь 2,47 % — более восьми раз[574].

Пытаясь совместить патриотизм с собственной выгодой, торговцы уточняли и дополняли традиционные рекламные формулы: «Некогда импортировано из Лондона, но теперь привезено из Нью-Йорка и до того, как вступило в силу решение торговцев о запрете импорта»[575]. Сэмюэль Дэшвуд, в чьей лавке можно было найти английские и индийские товары, оговаривал, что все они импортированы «прошлой осенью»[576]. Сэмюэль Боллард включил в свое объявление английские товары, но рядом с этим указанием, сделанным мелким шрифтом, гордо красовалось выведенное в два раза крупнее: «Североамериканская мануфактура»[577]. Уловки были также своевременной тактикой. К июлю 1769 года рекламу импортных товаров уже объявляли «подлой и изменнической»[578]. С. Адамс гремел: «Возможно ли, чтобы кто-либо имел бесстыдство в противность общим резолюциям континента импортировать и продавать его проклятие! (…) Кто станет покупать товары от такого дерзкого нарушителя! Кто не увидит в нем врага общества и не станет выказывать ему презрение и ненависть!»[579]

В целом, можно сделать вывод, что в 1767–1775 гг. в колониях происходило активное усвоение классического республиканизма, несмотря на то, что американцы еще оставались монархистами и уповали на «короля-патриота». Классический республиканизм предполагал обязательную ориентацию на античный полис как на идеал. Однако существовало несколько разных вариантов классического республиканизма, актуализировавших разные характеристики полиса. Некоторые из них стали жестко противопоставляться монархии лишь после установления республиканского строя в США. До 1776 г. они вписывались в существующий монархический строй.