– Я жду перепрошивки 8472GKS342 не меньше, чем перепрошивки прочих моделей.

– Я думаю, ты лукавишь, – произнесла 1039HRS013.

– Разве кио свойственно лукавство? – пожал плечами Рест. – Но, в любом случае, твои подозрения заставляют меня грустить.

– Ты не лукавишь, но ты грустишь, – сказала девушка бесстрастно. – Это довольно странно.

Захар едва удержался, чтоб не фыркнуть. Эта 1039HRS013, кажется, была чрезвычайно остра на язык – как для кио.

– Какие бы между мной и 8472GKS342 ни были разногласия, – пристально глядя на спутницу, медленно произнес Рест, – он тоже кио, как и я. Поэтому я предпочту вести дела с ним, а не с органическими формами жизни.

– Вот в это я еще поверю, – кивнула девушка. – Я думаю, понятие «друг» чуждо кио. Но программа в нас требует держаться вместе, если мы не хотим, чтобы хомо и прочие нас уничтожили.

– Пошли наверх, – сказал предводитель кио. – Нельзя оставлять хомо без наблюдения. Вадим явно обладает более развитым интеллектом по сравнению с большинством хомо и прекрасно понимает, к чему все идет. Если только тот хомо, Игорь, не раздобудет…

– Ты только что просил меня не делать выводов на основе предположений, – заметила девушка, – а сам теперь переживаешь, как хомо.

– Не переживаю.

– Опять скажешь, что кио это не свойственно?

– Так и есть.

– По сравнению с другими моделями ты чересчур человечен. Это видно всем.

Рест оставил эти слова девушки без комментариев – молча устремился по лестнице вверх. Она проследовала за ним. Вообще, они заканчивали разговоры так, как у людей бы никогда не вышло. Почему? Просто теряли интерес к беседе? Или считали, что диалог завершен? Захар не знал. Впрочем, ломать об этом голову он так же не собирался – имелись проблемы и поважней.

И худшей из всех была именно невозможность хоть как‑то повлиять на судьбы, свою и окружающих его бойцов. Захар привык командовать и нести ответственность за подопечных, за их успехи и поражения; после смерти Михи крысособакой десятник хотел выть на луну… а потом ему сказали, что «такой вожак не нужен», и тем самым вообще твердую почву из‑под ног выбили. А когда казалось, что хуже уже быть не может, их взяли в плен. И, хоть Захар Игорю доверял едва ли не как себе самому, он все равно переживал за успех операции.

«Что с нами будет, если и Рест с его подругой сойдут с ума, как прочие кио? – подумал бывший десятник, оглянувшись на спящих дружинников. – Вряд ли Вадим упустит возможность разорвать нас на части… или отдать на растерзание своим ублюдкам…»

Ни один из этих вариантов Захару, мягко говоря, не нравился. Но если Игорь сгинет, успеют ли кио отправить другого разведчика за вожделенной вещицей или раньше сбрендят? Ответа на этот вопрос, судя по всему, не было. Те же киборги явно и сами не знали, почему и как быстро превращаются в бормочущих узников подвала.

Оставалось ждать и надеяться, и невольно переживать за судьбу искусственных людей – просто потому, что их помощники из плоти и крови были куда прожорливей своих высокоразвитых хозяев.

* * *

Наверное, единственное, с чем не мог справиться даже громадный био – это Поля Смерти. Точней, робот, возможно, и не погиб бы, пройдя через рубиновую или иную полусферу, но у Громобоя «Рекс» был всего один, и потому экспериментировать он не решался. Вот и сейчас, когда впереди замаячило Красное поле, нейромант тут же заозирался в поисках обходного пути. Справа все было перекрыто: здание, некогда возвышающееся здесь, практически до основания разрушили бомбардировщики, оставив лишь огромную груду обломков, через которую даже Щелкун не смог бы продраться. Слева же был узенький проулок. Громобой закусил нижнюю губу: чтобы пройти этим путем, придется сломать несколько фасадов. А если внутри зданий кто‑то есть? И Бог с ним, если внутри окажутся нео или, тем паче, крысособаки. А ну как там поджидают какие‑нибудь другие био? Или, того хуже, новая, куда более многочисленная армия Природы? Узкая улочка лишит «Рекса» главного преимущества – возможности отбивать атаки с тыла и с боков, защититься он сможет только от лобовых.

«Выходит, надо прежде разведать, кто там, в тех домах, – подумал Громобой, рассматривая здания, чьи окна смотрели на выбранный для отхода проулок. – Но не слишком ли опасно мне, в моем нынешнем состоянии да в одиночку, лазить по тем развалинам? А, впрочем, чего ломать голову, если выбора особо и нет?»

Вытащив из‑за пояса оба пистолета, Громобой побрел к одному из домов. Чем ближе он подходил, тем больше тряслись его коленки, тем чаще изношенное сердце нейроманта стучалось в грудную клетку. Заработала фантазия: нарисовала уйму картинок, с участием различных тварей и, конечно же, самого бородача, который почему‑то во всех случаях оказывался стороной потерпевшей. От дурных мыслей уберечься в московской Зоне было непросто – так же, как и от дурных людей и вестей.

«Угомонись, – сказал себе Громобой. – Ты уже сто раз этим занимался. На полусогнутых вошел в дом…»

Но ноги, как назло, гнулись с превеликим трудом. Нейромант и без того совершил настоящее чудо, снова научившись ходить буквально за два дня, но о былой резвости, конечно же, пока речи не шло. Бородача не покидало ощущение, что ноги могут подкоситься в любой момент, а вспахивать носом землю хотелось едва ли. Ну и мутанты, которые могли находиться внутри, падение Громобоя без внимания бы не оставили – кинулись бы к нему, тут же… и не для того, чтобы помочь подняться.

«Лучше б я сдох прямо там, после сражения с наемниками Арены… – подумал нейромант, шумно дыша и обтекая потом. – По крайней мере, это была бы славная смерть в бою… а не нелепая, от зубов крысособаки или другой какой‑нибудь дряни…»

Но Дети Механизмов рассудили иначе. И вот теперь их ожившее божество снова шагает по Зоне, стремясь отправить к праотцам всех встреченных нео.

«Подвиг, который нужен только мне самому… Даже Бо от него уже ни холодно ни жарко! А до других мне и дела нет…»

Хотя он, пожалуй, лукавил. Где‑то в глубине души нейромант по‑прежнему изнывал от обостренного чувства справедливости. Стоило ему представить, что кто‑то теряет возлюбленную точно так же, как он сам, и руки беглого стаббера тотчас сжимались в кулаки.

«Не время и не место для таких мыслей. Сосредоточься».

В первой комнате, к счастью, никого не было. Медленно перешагнув через обломок стены, Громобой остановился и прислушался. Далеко не все путешествующие по московской Зоне люди знали, о сколь многом может она рассказать, если уметь воспринимать ее странную бессловесную речь. С каждым шорохом, с каждым робким звуком столица раскрывалась перед нейромантом, словно бутон розы‑мутанта…

Однако сейчас Громобой слышал лишь отголоски того, что творилось у него за спиной, а вот из коридора и прочих комнат не доносилось, кажется, ни звука.

«Возможно, улица заглушает помещение, – не стал обольщаться нейромант. – Не расслабляемся…»