– Как ты смотришь на то, что я завтра от тебя не съеду? – поинтересовался Комаров, открывая вино. Сам он при этом сильно удивился своей бесцеремонности. Получается, что за высокомерной и глупой Анной он трепетно ухаживал и ножкой шаркал, а на умную и добрую Любашу Тарасову наехал этаким трамваем.

– Положительно смотрю. Тем более, куда тебе съезжать-то? – Любаша была в курсе его бракоразводного процесса.

– Нет, ну, я же не совсем бомжонок, у меня дачка есть. Поменьше, разумеется, твоих хором, но вполне себе ничего. Не так и далеко отсюда, между прочим.

– И что? Будешь оттуда ко мне в гости ездить? Ты меня еще в кино пригласи.

– В кино? Зачем в кино? – не понял Комаров.

– Ну, чтоб все было, как у людей. Приличные люди сначала знакомятся, потом ходят по кино, выставочным залам и концертам. Потом ищут, где бы им переспать, потом долго еще крутят шуры-муры по разным углам и только после этого начинают сожительствовать, – пояснила Любаша, и у Комарова перед глазами тут же встала картина: он стоит на одном колене перед Анной с букетом в руках. Какое там сожительствовать?! Сначала в ЗАГС! Вот ведь дурак!

– У тебя же – всё наоборот! – продолжала Любаша. – Ты сначала въезжаешь к девушке на жительство, а потом уже…

– Ага! Мне сорок пять лет и я буду водить тебя в кино, чтобы там тискаться в темноте, – ляпнул Комаров и опять поразился произошедшими с ним изменениями. С Анной был дураком, а с Любашей стал нахалом.

– Ну, тогда зачем задаешь глупые вопросы? Конечно, оставайся. Только барахло свое представительское из дома забери, а то ведь еще полгода на работу ходить придется, а тебе не в чем. Хотя оформлять продажу бизнеса, наверное, можно и в джинсах.

– А этот? Как его? Альберт внезапный?

– Боишься его?

Комаров фыркнул и помотал головой.

– Вот! А я боюсь! Так что по любому тебе придется остаться, чтобы мне не так страшно было.

– Слушай! У меня очень странное ощущение, я ничего не помню.

– Как это? Про что не помнишь?

– Про нас.

– В смысле?

– Ну, как целовались, помню, как проснулся помню, что хорошо было, тоже помню. А больше ничего. Хоть убей.

Любаша задумалась.

– Точно, – через некоторое время сказала она. – Я тоже ничего не помню, – при этих словах глаза её стали круглыми и испуганными. – Это что значит? Допились, да?

– Не знаю, – Комаров пожал плечами. – Придется повторить.

Он встал из-за стола и пошел по направлению к Любаше, та отступила.

– Тут плитка на полу, холодная, – она покосилась на пол. – Можно простудиться. Пошли лучше наверх, ко мне в спальню.

– Да, ну! Ты там с этим…

– И не только. Мне сорок лет!

– Пошли лучше ко мне, в гостевую.

– Если б ты знал, кто там гостил, и чем они занимались…

– Уговорила, – Комаров тяжело вздохнул. – Показывай дорогу.

* * *

Любаша проснулась, сладко потянулась и посмотрела на тихо сопящего Комарова. В слабом свете только нарождающегося серого зимнего дня он показался ей особенно красивым. И борода эта ему идет, и сопит он так тихонечко, по-домашнему, можно сказать, умиротворяющее. И как она только раньше без этого красавчика обходилась? Вообще у нее с детства какое-то предубеждение перед красивыми мужчинами сформировалось. То ли в школе ей в голову вбили, то ли еще где, что все красивые мужчины обязательно бабники и с ними лучше не связываться. Вот она и не связывалась. Алик был далеко не красавец, зато на взгляд юной Любаши выглядел он надежно и основательно. Ага! Эту надежность он как раз и продемонстрировал во всей красе. Целых десять лет демонстрировал, а потом явился, чтоб оставить её у разбитого корыта! Гений тоже красотой не блистал, зато производил впечатление умного и интересного собеседника. Да уж! Набеседовалась. Как оказалось, всё-таки Любаше надежность как-то милее. Вот интересно, а как отличить бабника от остальных мужчин? Алкоголик, например, виден сразу. Он либо не пьет вообще, так как допился и теперь в завязке, либо выпивает немного и сразу падает, как подкошенный. Дурак тоже вычисляется быстро. Тут главное не попасться в капкан народной мудрости «молчит, значит умный». Ни фига подобного. В большинстве случаев, если молчит, значит сказать ему нечего, или он тебя не слушал, а теперь силится вспомнить, о чем ты ему только что трендела, как радио. Нет, разумеется, парень может просто стесняться, но спрашивается, зачем тебе, девушка, на пятом десятке такой стеснительный парень? Или тот, который тебя вовсе не слушает? Или дурак? Или алкоголик? Бабник тоже не нужен. Девушке на пятом десятке нужен мужчина решительный, умный, добрый, широкий и щедрый. А вот должен ли он быть при этом красивым? Или это уже, как получится. Дополнительный бонус?

Любаша рассматривала спящего Комарова и очень надеялась, что он именно такой, какой ей нужен на пятом десятке. Уж, так и быть, пусть будет красивым. Она ж вон из себя вполне еще ничего. Даже очень ничего. Очень-очень. Любаша тихонько встала и выскользнула из спальни. Как хорошо, что сегодня суббота. С того момента, как Комаров поселился у нее в доме, она очень полюбила выходные дни. Любаша пошла к себе в кабинет и включила нубук. Интересно, как там поживают её физбучные друзья? Последнее время ей было совсем не до них, она была полностью оккупирована Комаровым. В Физбуке было пусто и скучно, Любаша решила уже было выключить компьютер и пойти на кухню, посмотреть приехала ли Валентина, но тут в скайпе неожиданно объявился Данилка. Обычно они общались в заранее оговоренное время. Ну, чтобы и Любаша не вклинилась случайно, когда сын на какой-нибудь важной лекции, или на работе, или на свидании или просто спит. Соответственно, и чтобы Данилка не влез со своим звонком в разгаре какого-нибудь важного совещания. А потом всё-таки лучше разглядывать друг друга на большом компьютерном экране, чем где-нибудь в телефоне.

– Привет, мам! Не разбудил? – поинтересовался сын. – Увидел, что ты в сети.

– Ой! – обрадовалась Любаша. – Сыночка! Как я рада. Что-то случилось? У тебя всё в порядке? – тут же закудахтала она, так как неурочный звонок всё-таки мог означать нечто неординарное.

– Всё в порядке, не волнуйся, – Данилка широко улыбнулся и сразу стал похож на Любашу. – Тут просто до меня один тип докапывается.

– Какой еще тип? – Любаша обмерла и почувствовала, как сердце уползает в пятки.

– Мам! Ну чё ты сразу? – встревожился Данилка, видимо уползание сердца в пятки тут же отразилось на Любашином лице. – Он говорит, что адвокат моего отца.

– Что ему надо? – Любашино сердце уже плотно угнездилось где-то в пятках, и по всей видимости решило замереть там навсегда.

– Он говорит, что отец хочет, чтобы я сделал тест ДНК. – Данилка пожал плечами.

– А ты?

– Послал его, конечно, а потом решил при первой же возможности с тобой связаться. Мам! Вдруг и правда папа жив? Только зачем ему мой ДНК?