В настоящее время церковь выставляет для осмотра посетителями четыре мумии. Вопросы, которые посетители задают Бернарду, очевидны: «Как произошло это мумифицирование?» или «Как церковь справилась с недавним нашествием древесных жучков из Новой Зеландии, пожирающих гробы?» (ответ: с помощью установки кондиционера).

Но что на самом деле хотят знать посетители, особенно маленькие, – «Эти тела настоящие?»

Вопрос звучит так, будто склад костей и черепов, ряды гробов, необычные мумии могут быть жутковатым аттракционом, а не частью истории города, в котором они живут.

Почти в любом крупном городе в любой точке земного шара вы с высокой степенью вероятности будете стоять на останках тысяч тел. Эти зачастую безымянные тела под нашими ногами воплощают реальную историю. Когда в 2015 году в Лондоне строили новую станцию железной дороги Crossrail, с кладбища XVI–XVII века под Ливерпуль-стрит было выкопано три с половиной тысячи тел, включая умерших от Великой чумы 1665 года. Для кремации тел мы используем ископаемое топливо, которое является результатом разложения мертвых организмов. Растения прорастают из разложившихся тканей бывших растений. Страницы этой книги сделаны из целлюлозы дерева, спиленного в самом расцвете лет. Все, что окружает нас, происходит из мертвого, каждая частица городов и каждая частица каждого существа.

Той осенью в Вене моя экскурсия по склепу была индивидуальной не потому, что у меня был эксклюзивный доступ к покойникам. Экскурсия была индивидуальной потому, что я была единственным ее посетителем.

На улице, во дворе, где когда-то было переполненное кладбище, толпились школьники. Они с нетерпением ждали, когда их поведут во дворец Хофбург и они увидят воочию реликвии прошлого – сокровища, золотые скипетры и мантии. А на другом конце двора, вниз по крутой лестнице, лежали мертвецы, которые могли бы их научить большему, чем любой скипетр. Это безжалостное свидетельство того, что все, кто когда-то жил до них, умерли. Что все однажды умрут. Но мы старательно избегаем смерти, которая окружает нас.

Игнорирование смерти – это не чье-то индивидуальное решение; это решение целой культуры. Встреча со смертью – не для слабонервных, и слишком амбициозно было бы ожидать от рядового обывателя, что он добровольно пойдет на такое свидание. Принять смерть обязаны все профессионалы, работающие с покойниками: директора похоронных бюро, управляющие кладбищами, работники больниц. Это входит в обязанности и тех, кому поручено создать такое физическое и эмоциональное окружение, в котором безопасное, открытое взаимодействие со смертью и мертвыми телами было бы возможно.

Девять лет назад, когда я начала работать с мертвыми, я услышала, как мои коллеги разговаривают о том, что нужно проявлять сочувствие к умершим и их семьям. Для меня с моими светскими предубеждениями «проявлять сочувствие» звучало как слащавое словечко хиппи.

Но этот вывод был ошибочным. Проявлять сочувствие крайне важно, и это как раз то, чего нам так не хватает. Проявлять сочувствие – значит окружить семью и друзей покойного безопасным пространством, предоставить им место, где они могут открыто и искренне погоревать, не боясь быть осужденными за это.

Везде, где я побывала, я увидела такие места и поняла, что ощущаешь, когда к тебе проявляют сочувствие. В колумбарии Руридэн в Японии ко мне проявили сочувствие в стенах храма со светящимися синими и пурпурными буддами. На кладбище в Мексике ко мне проявили сочувствие внутри кованого забора с янтарными отблесками десятков тысяч мерцающих свечей. На открытом кострище в Колорадо ко мне проявили сочувствие за элегантными бамбуковыми стенами, укрывающими скорбящих, когда в небо взмывает яростный огонь[25]. В каждом из этих мест была своя магия. Там была скорбь, невообразимая скорбь. Но в этой скорби не было стыда. Это были такие места, где можно встретиться с отчаянием лицом к лицу и сказать ему: «Я вижу, ты ждешь меня здесь. И я отчетливо чувствую тебя. Но ты не можешь меня унизить».

А где можно проявить сочувствие к скорби в нашей западной культуре? Возможно, в религиозных учреждениях, церквях, храмах – это для тех, у кого есть вера. Но для всех остальных этот момент в их жизни, когда они наиболее уязвимы, огражден кучей непонятных препятствий.

Начать с наших больниц, часто оставляющих впечатление холодных, антисептических шоу ужасов. Во время нашей последней встречи одна моя давняя знакомая извинилась, что в последнее время с ней так сложно было связаться – ее мама только что умерла в одной лос-анджелесской больнице. Это была продолжительная болезнь, и свои последние недели ее мать провела на специальном надувном матрасе, призванном предотвратить образование пролежней. Когда она умерла, сочувствующие медсестры сказали моей знакомой, что она может не торопиться и побыть с телом своей матери. Однако через несколько минут порог палаты перешагнул некий доктор. Родственники никогда раньше не встречались с ним, но он не потрудился представиться. Он деловито взял карту пациентки, быстро прочитал ее, а затем наклонился и вытащил затычку из надувного матраса. Безжизненное тело запрыгало вверх-вниз, перекатываясь с боку на бок, «как зомби». Доктор удалился, не сказав ни слова. Это было никакое не сочувствие. Как только мама моей знакомой испустила последний вздох, ее родственников просто вычеркнули из списка забот.

А наши похоронные бюро! Исполнительный директор Service Corporation International, крупнейшей компании – владельца похоронных бюро и кладбищ в стране, недавно признал, что «индустрия, на самом деле, была построена вокруг продажи гробов». Поскольку все меньше людей склоняются к тому, чтобы положить подкрашенное тело мамочки в гроб за семь тысяч долларов, и выбирают вместо этого простую кремацию, индустрия должна найти новые способы выживания и начать продавать не «похоронные услуги», а «мероприятия» в «комнатах мультисенсорных впечатлений».

В недавней статье Wall Street Journal объясняет, что это такое: «Чтобы воздать должное жизни любителя гольфа, с помощью аудио– и видеооборудования „комнаты впечатлений“ могут создать атмосферу поля для гольфа, дополненную запахом свежескошенной травы. Также можно воссоздать пляж, горы или футбольный стадион».

Возможно, заплатив несколько тысяч долларов за похоронную церемонию на фальшивом «мультисенсорном» поле для гольфа, родные смогут предаться скорби, но я в этом сомневаюсь.

Моей маме недавно исполнилось семьдесят. Однажды после обеда я, в качестве эксперимента, представила себе, что вынимаю ее мумифицированное тело из могилы, как это делают в Тана Торадже в Индонезии. Вытаскиваю ее останки, ставлю ее вертикально, смотрю ей в глаза годы спустя после ее смерти. Такие мысли больше не пугают меня. Я не только смогла бы это сделать, но, думаю, нашла бы утешение в этом ритуале.