нельзя сравнивать с теми, что встречаются среди персов или арабов, а также отмечает, что всех людей следует судить по их собственным достоинствам и что, хотя могут существовать отдельные дурные евнухи, большинство из них хорошие. Действительно, далее он заявляет, что евнухи обладают природной чистотой, с которой не могут сравниться даже подвижники. Мнение о том, что евнухи вообще чисты от природы, встречается и в одном из стихотворений Феофилакта: на это указывает Рингроуз, предполагая, что это было общепринятым в то время мнением[822]. В свой труд «В защиту евнухов» Феофилакт включает и этимологию слова «евнух», которая здесь явно позитивна, в отличие от ее более нейтрального толкования как «хранитель ложа», – Феофилакт отмечает, что термин «евнух» обязан своим происхождением тому факту, что такие люди были благонамеренными (εὐνοοῦν)[823]. Рингроуз утверждает, что этот факт иллюстрирует изменения восприятия евнухов в византийском обществе[824].

Потенциальная проблема тезиса Рингроуз заключается в том, что негативные взгляды на евнухов в Византии тоже существовали[825]: даже сам Феофилакт мог нападать на евнуха за его развращенный и безнравственный образ жизни[826]. Впрочем, Рингроуз хорошо знает об этом факте и пытается истолковать его. Для нее такие враждебные комментарии – устаревшая стереотипная риторика, топосы, которые могли проявиться в византийской литературе, но которые не подрывают новую норму позитивного отношения к евнухам[827]. Как говорит Феофилакт, плохие евнухи могут существовать, но это скорее исключение, чем правило.

Таким образом, Рингроуз развивает аргумент, который делает византийское представление о евнухах весьма положительным. В средневизантийский период возникла позитивная идентичность евнухов, которая признавала их третьим полом. Это была идейная норма, на которую не влияло повторение противоположных ей негативных взглядов. Но права ли Рингроуз? В следующих разделах будут подробнее рассмотрены образы и взгляды на евнухов в поздней Римской и Византийской империи и выдвинуто предположение, что это утверждение не столь однозначно.

Позднеантичные положительные взгляды на евнухов

Для начала важно признать, что положительные взгляды на евнухов могли существовать и в поздней Римской империи, несмотря на впечатление о ее подавляющей враждебности[828]. Например, Аммиан Марцеллин мог хвалил евнуха Евферия, главного спальничего своего героя Юлиана[829]. Этому евнуху он приписывает такие замечательные качества, как ум, порядочность, доброта, умеренность, верность и умение давать хорошие советы. Аммиан, в отличие от Феофилакта, утверждает, что хороший евнух был исключением из правила. Он заявляет, что искал исторические свидетельства, дабы отыскать другой такой образец, и смог обнаружить только Менофила, евнуха понтийского царя Митридата VI[830]. Этому евнуху было поручено заботиться о дочери Митридата Дрипетине, которую он излечил от болезни, но когда он испугался, что ее захватят римляне, то убил, чтобы защитить от насилия, а затем покончил с собой. Даже этот случай не произвел на Аммиана достаточного впечатления, поскольку он отмечает, что ничего более о Менофиле не известно, – возможно, это был однократный славный поступок, размышляет он. Тут ясно, что Аммиан предпочитает враждебный взгляд на евнухов, но указывает и на альтернативное, позитивное отношение к ним, где присутствует идея добродетели, а преданность и верность – ключевые качества евнухов. Не следует забывать, что Аммиан, как и некоторые другие позднеантичные авторы, поносящие евнухов, намеренно использует негативную риторику для достижения собственных целей. Большинство замечаний Аммиана по поводу евнухов содержится в рассказе о правлении Констанция II, антагониста его героя Юлиана. Их противоположное обращение с главными спальничими Евсевием и Евферием отражает представление Аммиана о самих императорах. Подобным же образом нападки Клавдиана на Евтропия способствуют достижению политических целей Стилихона, ведущей фигуры в управлении Западной империей, а Василий Великий защищает себя от Симплиции, сам переходя в атаку. Эти авторы – совсем не беспристрастные наблюдатели.

Несмотря на утверждения Аммиана, в древности существовали и положительные оценки евнухов, как уже было показано в этой книге. И Геродот, и Ксенофонт приводят свидетельства о евнухах как преданных служителях в своих рассуждениях о персидских придворных евнухах. Ксенофонт, конечно, хорошо известен своим описанием того, как Кир Великий оптимизировал использование евнухов при дворе, но не менее интересен его рассказ о евнухах Пантеи, жены Абрадата[831]: когда Абрадат пал в битве, Пантея совершает самоубийство, и ее евнухи тоже убивают себя. Такое поведение в определенной степени перекликается с поведением, которое Аммиан приписывает Менофилу, что наводит на мысль о том, что существовали ожидания, как будут действовать слуги-евнухи. Евнух, сравнимый с Евферием, встречается в истории Полибия[832] – это Аристоник, слуга Птолемея V (204–180 годы до н. э.). Сообщается, что он был умным собеседником, справедливым и добрым от природы. Кроме того, утверждается, что он проявил себя мужчиной, был прирожденным воином и занимался военными делами. Как и в случае с характеристикой Евферия у Аммиана, указывается, что Аристоник был необычен тем, что обладал такими добродетелями, однако они достаточно часто ассоциируются с евнухами, чтобы не вызывать удивления. Благоприятные и враждебные оценки евнухов сосуществовали.

Намного более положительные взгляды на евнухов в поздней Римской империи исследователи часто выявляли в специфически христианском контексте. Особенно показательна работа Бульоля и Кошлена, так как они противопоставляют стереотипное негативное отношение к евнухам положительным взглядам на них: их исследование сосредоточено на «реабилитации» евнуха в агиографии[833]. Как уже отмечалось выше, особенно в предыдущей главе, евнухи могут фигурировать в мученичествах или житиях как святые. Рассматривая такие источники позднеантичного периода, Бульоль и Кошлен утверждают, что в них евнухи изображены просто как мужчины, и предполагают, что их авторы использовали метафорическое понимание слова «евнух», чтобы представить другим христианам образцы целомудрия, – те должны были стремиться стать мистическими евнухами. Как уже было отмечено, это произошло потому, что физическая кастрация ассоциировалась с целомудрием. Однако агиографы могли отмечать определенные качества евнуха, присущие либо выдающимся евнухам-христианам, либо просто обычным скопцам. В «Мученичестве Индиса и Домны» Индис – евнух молодой жрицы Домны, и они вместе обращаются в христианство. Примечательно, что его характер описывается как кроткий и тихий (ἥμερον δὲ καὶ ἡσύχιον)[834] – такая характеристика контрастирует с тем фактом, что он был варварского происхождения, но важно, что эти качества ассоциируются с евнухом. Описание спальничих при константинопольском дворе в «Житии Мелании Младшей» как верных (πιστοῖς), отмеченное Бульолем и Кошленом, – совершенно традиционное признание этого важного качества евнухов[835]. Бульоль и Кошлен останавливаются также на образе конкретных евнухов: кастренсиса Амантия в «Житии Порфирия Газского» Марка Диакона и кувикулария Елевферия, героя соответствующего мученичества[836]. Амантий изображен кротким, благочестивым, добрым, отзывчивым,