а не достигнуто их собственными усилиями[748]. По сути, быстрый путь евнуха к целомудрию через оскопление был мошенничеством. Василий Великий высказал мнение, что евнухи целомудренны без награды, так как этим своим состоянием они обязаны ножу (οὗτοι σωφρονοῦσι μὲν ἄμισθα διὰ σιδήρου)[749]. Однако, несмотря на это возражение, евнухи всё же могли достичь святости[750] и представляться как борцы за аскетический образ жизни точно так же, как и бородатые мужчины. Павел Элладик наглядно описывает мучения, испытанные монахом-евнухом Евтропием, когда он испытал сексуальное влечение к своему юному крестнику[751]. Евнух хотел заняться любовью с мальчиком и был настолько переполнен вожделением, что испытал эрекцию и семяизвержение, несмотря на его усилия контролировать себя. В конце концов, Бог даровал ему покой по его душевному смирению. Игнатий Новый также изображается вынужденным трудиться над собой, чтобы достичь самоконтроля, включая подавление желаний плоти[752]. Патрикий Никита, согласно рассказу о нем, тоже вынужден очищаться от грязи страстей[753]. Что касается Иоанна Ираклийского, то ему приходилось трудиться вдвойне усердно, чтобы преодолеть свое вожделение, так как, будучи евнухом, он был феминизированным существом, а у женщин было меньше возможностей контролировать себя, чем у мужчин[754]. Эти примеры показывают, что евнухам, конечно, приходилось проявлять себя на поле борьбы со страстями, как и всем мужчинам. Существование идеи евнухов как похотливых существ допускало такую возможность, хотя противоположная идея о природной целомудренности евнухов была столь же сильна. Интересно, что Феофилакт утверждает, что целомудрие евнухов было той характеристикой, которую они охотно принимали[755]. Но были и те евнухи, которые не прилагали к этому усилий. Такое положение позволяло сосуществовать противоположным образам евнухов.

Евнухи, религия и императорский двор

До сих пор речь в настоящей главе шла в основном о евнухах, занимавших посты в церковных институциях, но еще один аспект взаимоотношения евнухов и религии, который следует рассмотреть, – это интерес светских евнухов к религии. Точно так же, как и светские женщины и мужчины, не бывшие евнухами, они могли иметь особые религиозные пристрастия и подчеркивать свое благочестие (а также свой статус) посредством актов покровительства Церкви.

Придворные евнухи как приближенные императоров играли определенную роль в осуществлении имперской политики, в чью сферу входила и религия. В поздней Римской империи главный спальничий Евсевий так же хорошо представлен в христианских текстах, как и в истории Аммиана Марцеллина, благодаря своей связи с борьбой между арианами и никейцами[756]. Благодаря «Истории ариан» Афанасия Александрийского этот главный спальничий стал основным героем повествования церковных историков. Афанасий описывает, как Евсевий был отправлен к епископу Рима никейцу Либерию, чтобы привлечь его на свою сторону[757]. Роль евнуха на службе еретиков, можно сказать, была подарком авторам-никейцам, учитывая те негативные коннотации, которые они могли использовать[758]. Вопрос о том, был ли этот евнух сам убежденным арианином или просто выражал интересы императора Констанция II, остается открытым[759]. Предположительно, те дворцовые евнухи, которые были замучены при Диоклетиане, пострадали за свои убеждения. В VI веке спальничий Мисаил был известен как убежденный монофизит, который хотел стать клириком еще до того, как его вынудили сделать это, когда он был сослан после разоблачения заговора против Юстина I[760]. В Византийской империи император-иконоборец Лев IV наказал спальничих-иконопочитателей[761]. Среди них был паракимомен Феофан, который умер мученической смертью[762]. Вполне вероятно, что среди этих жертв были и евнухи[763].

Таким образом, евнухи могли быть известны как приверженцы христианства или различных его форм и прославлены тем, что даже умирали за свои убеждения. Но евнухи выражали свои религиозные привязанности и в менее драматичных формах, например в церковном патронате. Он мог варьироваться от пожертвования церковной утвари до проведения благотворительных актов и создания собственных монастырей. Наиболее известный пример евнушеского патроната – это, вероятно, Василий Лакапин, который вообще был известен как покровитель искусств[764]. Среди предметов, связанных с ним, – Лимбургская ставротека, один из трофеев разграбления Константинополя во время IV крестового похода в 1204 году[765]. Этот богато украшенный реликварий хранил внутри себя крест, в который были включены фрагменты частиц истинного Креста, и был изготовлен при Константине VII и Романе II. Однако в этом реликварии содержался и ряд других святынь, заключенных в отдельные отсеки, закрытые декорированными плакетками. На его раме сделана длинная надпись, прославляющая Василия как заказчика. Еще один знаменитый церковный предмет, связанный с евнухом и уже упоминавшийся в настоящей книге, – Библия Льва, которая датируется Х веком (Vatican. Reg. gr. 1)[766]. Это был заказ патрикия Льва, препозита и сакеллария, для монастыря святого Николая, основанного его братом.

Каждая книга Библии сопровождалась фронтисписом, но сохранился только первый том собрания. Надписи имеют здесь решающее значение в представлении роли вкладчика, который изображен на миниатюре преподносящим свою Библию Богоматери. Другой пример христианского объекта, изготовленного по заказу придворного евнуха, – эмалевая золотая подвеска в форме триптиха, датируемая XII веком[767]. Когда богато декорированные створки этого триптиха открываются, они являют образ Христа, восседающего на престоле между Богородицей и Иоанном Предтечей, с архангелами Михаилом и Гавриилом над ними. На створках изображены двенадцать апостолов, по шесть с каждой стороны. Кроме того, у ног Христа находится изображение самого дарителя, которого надпись определяет как проэдра Константина и который изображен безбородым, так что, вероятно, он был евнухом. Стоит упомянуть также пример Льва Никерита, евнуха-полководца в правление Алексея I Комнина. Вейл Карр указывает, что он «был, по-видимому, библиофилом», и отмечает изготовленные для него рукописи Октатевха и иллюстрированного комментария к Книге Иова[768].

Придворные евнухи, однако, были не просто заказчиками небольших церковных предметов[769]. Как и другие члены светского общества, они основывали церкви и монастыри или занимали существующие монастыри. В V веке спальничий Калоподий построил храм архангела Михаила в Парфенополе и попросил Даниила Столпника снабдить его монахами[770]. В том же V веке препозит Гратиссим построил церковь, посвященную святому Кириаку, за Золотыми воротами Константинополя[771]. Амантий, praepositus sacri cubiculi Анастасия, построил храм святого апостола Фомы в Константинополе[772]. Как было показано выше, евнух Нарсес основал монастырь Кафаров[773]. Феодор Студит прославляет евнуха протоспафария Феофилакта, который воздвиг церковь и монастырь, чтобы искупить свои прегрешения[774]. В IX веке, когда Константин Пафлагонянин впал в немилость и был пострижен в монахи, его отправили в монастырь евнуха Самоны[775]: это была обитель в Даматрии