Она вдруг вспомнила, зачем он пришел, и спросила:

– А ваш друг… журналист Сергей Иванович… Вы думаете, он поправится?

– Редкой души человек, – печально сказал режиссер. – Талантливый журналист, писатель… Я, кажется, упоминал уже, что поставил его пьесу из истории города – это шедевр, поверьте! Трагическая судьба… Одинок, жена умерла много лет назад, с тех пор один… Однолюб. Он мне сказал как-то, что ему легко уйти… понимаете – насовсем, потому что он один… Он готов, ему не за что цепляться, и он не ценит жизнь! Оттого резкие, опасные репортажи. И вдруг – ваша подруга! Как радуга на темном небосводе. И он влюбился, как мальчишка, но она, кажется, любит другого… Он пришел ко мне – вы не поверите, он был страшен! Он спрашивал со слезами: «Почему, Виталий? Почему?» И я молчал, я не знал, что сказать, я не посмел утешить… Да и что тут скажешь? И после этого он полез в самое пекло… И теперь одному Богу известно, что дальше. Вот так.

Режиссер пригорюнился. Лидка тоже подавленно молчала, думая, что у Ирины вечно какие-то бестолковые и тупиковые любови – то Гетман, то Серж… Как лавина, как взрыв или падение метеорита… Опасно, красиво и без толку. Бедный Сергей Иванович, то-то он курил в кухонном окне… А у Ирки планида такая, видать, – все доводить до абсурда и вечно наступать на одни и те же грабли.

Режиссер между тем снова налил, и они выпили.

А Ирина ушла в спальню, извинившись перед гостем, улеглась на постель и стала смотреть в потолок, представляя себе Сергея Ивановича в реанимации – опутанного трубками, с закрытыми глазами, бездыханного, а рядом на сложных аппаратах бегают туда-сюда зеленые огоньки…

Елена открыла ему сразу, и Федор понял, что она стояла в прихожей, ждала. Она плакала – покрасневшие глаза, красные пятна на скулах; волосы собраны в пучок; джинсы и голубая футболка, тонкие руки и острые локти. Ему казалось, что он видит ее впервые: изломанная, тонкая, сутулая, заплаканная… Наше восприятие зависит от информации, мы внушаемы. Скажи нам, что человек – дрянь, и мы сразу поймем, что давно это подозревали. Порезала пальто другой девочки, вырвала страницы из тетради? учебника? Дружила с гением… как его? Коваленко Владимир… Это была новая Елена, и им предстояло заново знакомиться.

Они смотрели друг на дружку, и Федор чувствовал странное желание схватить ее и хорошенько потрясти, чтобы понять, что там внутри, заставить сказать… Сделать больно, заставить плакать. Притворство, актерство, лицемерие, покорность – на выбор! Любая! На все вкусы. Федора тянуло к ней, это пугало его и было ему непонятно. Женщины, которые ему нравились, были другие, с ними можно было поговорить… Он ценил в них иронию, чувство юмора, тонкое лукавство, необычность суждений… Все то, чего в Елене не было и в помине.

– Вы одна? – спросил он.

Она кивнула. Они прошли в гостиную. Там был полумрак, шторы были задернуты, и он подумал, что она прячется – забилась в норку как… кролик. До его прихода она лежала на диване – он увидел гнездо из пледа и подушек.

– Я хочу с вами поговорить, – сказал он. Они стояли посреди комнаты.

– Да, конечно… – Елена не смотрела ему в глаза. Боится?

Она поспешно убрала с дивана плед. Федор сел. Елена взглянула вопросительно.

– Я хочу спросить, мне нужно… Елена, расскажите все! Вы жили с человеком… Ведь вы знаете о нем больше, чем другие. Он приходил домой после работы, он делился с вами, он разговаривал по телефону, вы могли слышать хоть что-то… Мне нужно все, малозначимые мелочи, любое вырвавшееся слово, досада, недовольство кем-то или чем-то, ваши отношения…

– Я не знаю, я все рассказала… – Она, наконец, заставила себя взглянуть ему в глаза. – Слава смотрел телевизор, читал в Интернете про политику… Когда он приходил с работы, мы ужинали. Утром он готовил кофе, звал меня, я просто сидела за столом, я никогда не завтракаю… Он рассказывал, как учился в школе, про ребят из класса, про сына, какой он умный… Еще мы ходили на концерты, Слава заставлял меня покупать одежду… – Она говорила неуверенными и незавершенными фразами, в конце каждой стояло многоточие.

– Вы знали, что у него любовница?

Она вспыхнула.

– Да.

– Откуда?

– Я поняла. Он… не знаю. Просто поняла.

– Вы опасались за свой брак?

– Ну что вы! Слава не бросил бы меня, он хотел детей. Она, эта Ирина, очень красивая, но она уже старая, она ему не нужна… была. Он просто вспомнил, как был молодым…

Федор подивился ее проницательности.

– Я знала, что он бывает у нее… Он говорил, что задерживается на работе, а сам шел к ней… Мне было стыдно… Я думаю, он знал, что я знаю…

– Почему вы так думаете?

– Он дарил мне цветы, подарил кольцо, все время говорил о нашей дочке… Он чувствовал себя виноватым и вместе с тем… гордым, что ли. Она его любила все эти годы, двадцать лет или даже больше… Он не любил ее, он сам говорил, это была детская привязанность, детские отношения. Мне было их жалко… И себя тоже.

– Почему себя?

– Почему? – Елена задумалась. – Наверное, потому что у меня ничего такого не было… Училась, потом встретила Славу.

– Вы любили мужа? Извините, – спохватился он. – Если не хотите, можете не отвечать.

– Не знаю… Я восхищалась им, понимаете?.. – Она задумалась. – Я приняла его правила: он дает мне это, это и то, я ему… тоже. Он был старший, главный, и мама все время говорила, как нам повезло.

Федор отметил ее «нам»…

– Когда он позвонил мне, а потом пришел к нам, я глаз не смела поднять, не знала, о чем говорить, боялась, что он увидит, какая я на самом деле, и передумает. Я надела свое лучшее платье…

Федор поражался ее откровенности – казалось, она забыла о его присутствии и расставляла по полочкам события и чувства исключительно для себя одной. Она даже смотрела не на него, а куда-то в пространство. Теребила край футболки. Он видел ее тонкие пальцы с короткими ногтями без маникюра. Она не стеснялась выставлять себя маленькой, не уверенной в себе девочкой, покорной и несмелой… Притворство? Игра? Расчет на сочувствие? Федор не знал, он был сейчас как двуликий Янус: один лик был «за», другой «против»… Один, простодушный, верил, другой, циничный, нет. Сейчас таких женщин не бывает, время диктует характер и жесткие правила выживания. Он подумал, что Елена – как ископаемое… Диковинная птица с четырьмя крыльями и пестрым хохолком… Если это правда.

Он еще надеялся…

– Кто звонил вашему мужу? – спросил он.

– С работы, потом жена из Австрии.

Она сказала «жена», не бывшая жена, а жена. Какую же роль она отводила себе?

– Часто?

– Не очень.

– О чем они говорили?

Он видел, что она колеблется.