Рудольф Гесс умел в первую очередь предвидеть и оценивать будущее, что для любого пророка или ясновидящего является одной из основных черт характера. Если бы до вынесения каких-либо законов, решений и указов сильные мира сего чаще обращались за советом к мудрецам, имеющим доступ к фантастическим энергиям, то население нашей планеты давно бы уже разучилось убивать себе подобных ради никчёмного обогащения.

Давно известно — голеньким пришёл в этот мир, голеньким уйдёшь из него. Память об ушедшем может сохранить только творчество. Ни агрессия, ни деньги, а истинная энергия творчества, потому что этой энергией человек может пользоваться для настоящей жизни, а не для благополучного разложения на сундуке с деньгами. Даже богатейшие масонские ордена во главе с орденом «бедных рыцарей тамплиеров» никогда не умели направить энергию денег в нужное для жизни русло, а самого богатого человека древнего мира царя Соломона чаще всего вспоминают только из-за библейской «Песни песней»: «Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе! Со мною с Ливана, невеста! со мною иди с Ливана! спеши с вершины Аманы, с вершины Сенира и Ермона, от логовищ львиных, от гор барсовых! Пленила ты сердце моё, сестра моя, невеста! Пленила ты сердце моё одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей. О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста! о, как много ласки твои лучше вина! и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов! Сотовый мёд каплет из уст твоих, невеста; мёд и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана! Запертый сад — сестра моя, невеста, заключённый колодезь, запечатанный источник: рассадники твои — сад с гранатовыми яблоками, с превосходными плодами, киперы с нардами, нард и шафран, аир и корица со всякими лучшими ароматами; садовый источник — колодезь живых вод и потоки с Ливана. Поднимись ветер с севера, принесись с юга, повей на сад мой, — и прольются ароматы его!…»[37].

Так когда-то говорил Соломон царице Савской. Такие слова может произнести только истинно любящий. Но ни Соломон, ни царица Савская не согласились пожертвовать властью ради любви, поэтому и потеряли её. Ведь любовь не может жить рядом с насилием и агрессией. Что ж, каждый человек волен сделать свой выбор, на то он и подобие Бога.

Сегодня, проходя по утоптанной тропинке к островному причалу, Гесс знал, что скоро к нему в гости снова пожалует полковник Бурякин. Это было не простое предчувствие, а та истина, которая посылается извне и которая также является одной из составных частей общего энергетического потока Вселенной. Рейхсфюрер считал себя ещё только учеником в постижении знаний, но уже способным предсказать и рассчитать мелкие бытовые случаи.

К одному из таких случаев он приписывал будущую насильственную смерть своего физиологического клона — двойника в немецкой тюрьме Шпандау. Смерть, пришедшая с косой за близким родственником или же двойником человека, касается обоих, хотя забирает чаще всего только одного.

Гесс не знал, как будущий случай скажется на нём, но хотел подготовиться, если придётся переходить в мир иной, поскольку физиологическая гибель клеток может вызвать цепную реакцию. В таком случае надо было оставить кому-то знание и умение отыскать дорогу, ведущую в Зазеркалье, где люди живут и развиваются по другим космическим законам, где существует иная организация человеческой жизни.

Полковник Бурякин по тонкости восприятия и открытости сознания более всех подходил для продолжения работ в области мистических энергий планеты и приведения этого космического потока в привязанный к Земле порядок. Тем более что армейское прошлое приучило его к дисциплине. Всё равно более подходящей кандидатуры Гесс пока не нашел даже среди своих соотечественников, отбывавших пожизненное заключение. Для этого требовался человек не то чтобы какой-то особенный, но умеющий принимать данность без ропота и поисков каких-то доказательств, что неизвестная доселе энергия существует.

Вдали показался причал, а дальше, на водной глади, рейхсфюрер увидел моторку, шедшую к острову. Значит, расчёт, вернее, предсказание посещения полковником острова, оказалось верным вплоть до нескольких минут.

Рудольф Гесс встретил полковника Бурякина как знатного и долгожданного гостя. Тот ничуть не удивился такой встрече, наоборот, обрадовался, что его встречает сам рейхсфюрер.

— Знаете, господин Гесс, — начал Бурякин, едва спрыгнув на понтонную набережную, — я почему-то был уверен, что вы меня ждёте. Или я ошибаюсь?

— Нет, ничуть, — улыбнулся тонкими губами рейхсминистр. — Вы прибыли как раз вовремя. Мои расчёты разнятся с вашим прибытием всего только на каких-то пять-десять минут.

— Неужели вы знали, когда и в какое время я снова соберусь к вам в гости? — несколько недоверчиво спросил Бурякин.

— Подумаешь, бином Ньютона! — фыркнул Гесс. — О вашем приезде мне было известно в прошлый раз, когда вы ещё никуда не отплывали. Я лишь не мог точно определить время.

— Но как такое возможно? — в глазах полковника вспыхнули задорные огоньки любопытства.

— Очень даже просто. Скоро вы узнаете всё в полном объёме. А чтобы развеять все ваши реликтовые сомнения, скажите, вас обрадовали поиски клада?

— Как?! — поразился Бурякин. — Вам и это известно?

— Более того, — продолжил Гесс. — Прошу не забывать то, что вам показал наш прибор в прошлый раз.

Перед глазами полковника тут же вспыхнула картина, когда он в парадной форме генерала подошёл к гостинице «Украина» в Москве и увидел себя же, но только в гражданской одежде, раздавленным сорвавшимся с крыши монолитным пилоном. Это изображение довольно чётко отпечаталось в сознании Юрия Михайловича, однако он до сих пор гнал видение от себя, просто отмахивался, потому что в жизни такого просто не могло быть по простому закону диалектического материализма. Тем не менее бывший рейхсфюрер снова напомнил полковнику о невозможном. Неужели всё не так уж невозможно в этом загадочном и непредсказуемом мире?

Как бы то ни было, а сейчас Юрию Михайловичу просто не хотелось думать на тему будущих страстей и несчастий. Тем более он вовсе не за этим пожаловал в гости к Рудольфу Гессу. Не за этим? А зачем же? Ведь именно сбывшееся предсказание о кладе подтвердило реальность предсказаний. Значит, и монолитный пилон с крыши запросто может сорваться на голову вышедшего в отставку полковника. Так? К сожалению, так.

Юрий Михайлович ничуть не боялся смерти. Тем более что в пограничной зоне опасность всегда гуляет рядом и раскалённые девять граммов свинца очень часто проносятся в воздухе, отыскивая поживу. Но одно дело — принять смерть от пули, в бою, а совсем другое — быть раздавленным заживо неживым камнем, который с удовольствием сменил роль монолитной фурнитуры по краям крыши московской гостиницы на образ настоящего могильного камня, поставившего точку в мирских делах бывшего пограничника.

— Да, вы правы, — кивнул Юрий Михайлович. — Вы, к сожалению, предельно правы. После того как мой бывший подчинённый указал место, где был спрятан клад, я сразу же вспомнил и о втором предсказании, в котором огромных размеров кирпич сваливается мне на голову с московской крыши. Я не то что боюсь погибнуть, но уйти из жизни таким вот нелепым способом мне бы не хотелось.