– Тогда давай начинать.

– Хорошо. – У Фрэн был нездоровый вид. – Хорошо, – опять повторила она, – мы начнем, как только ты будешь готова.

Дина отправила Фрэн разогревать публику, а сама стояла за сценой и прислушивалась к смеху и аплодисментам. Она больше не нервничала. Вместо этого в ней бушевал такой мощный шквал энергии, что Дина едва могла удержаться на месте. Несомая этим шквалом, она вышла на сцену и опустилась в кресло под юпитерами перед камерой.

Как-то сразу кончились и музыкальное вступление, и поздравления Винни, племянника Ричарда, подающего надежды музыканта. За камерой Фрэн подала зрителям знак аплодировать. Загорелся красный огонек.

– Доброе утро, я Дина Рейнольдс.

Она знала, какой хаос творился за сценой – судорожные переодевания, рявканье приказов, неминуемые огрехи. Но полностью контролировала ситуацию, любезно болтая с высокомерной, ненавистной Кэрин, а потом передвигаясь по залу и выслушивая мнение зрителей, пока модели гордо выхаживали в своих обновках.

Она почти забыла, что это был этап в карьере, а не забава, когда хихикала вместе с кем-то из зрителей над пятнистыми мини-шортами.

Она выглядит как женщина, развлекающая друзей, размышлял Финн, слонявшийся по задворкам студии. Это был интересный подход, потому что в этом вообще не было никакого подхода. Как журналист-политик, он испытывал естественное отвращение к подобной ерунде и не мог сказать, что ему интересна тема. Но, если оставить в стороне его вкусы, аудитория была в восторге. Они смеялись и хлопали, то и дело слышались «ахи» и «охи» или веселое ржание над нарядом, который не попал в цель.

Но больше всего они общались с Диной. А она – с ними. Вот она кого-то обняла рукой за плечи, вот кому-то посмотрела в глаза, вот отступила назад, чтобы не закрывать собеседника от света юпитера.

Она вошла в дверь, решил Финн и тихо улыбнулся. Он выскользнул из студии с мыслью, что все же не помешает позвонить Бэрлоу Джеймсу и приоткрыть эту дверь немного пошире.

Анджела вихрем носилась по величественной гостиной своей новой квартиры. Ее каблучки стучали по паркету, глохли на ковре, цокали по плитке по мере того, как она перемещалась от кокетливого диванчика у окна до сверкающих стеклянных дверей. Она курила на ходу быстрыми нервными затяжками, пытаясь побороть ярость и взять себя в руки.

– Хорошо, Лью. – Уже став спокойнее, она остановилась у одного столика и швырнула сигарету в хрустальную пепельницу, смешав аромат роз с табачным дымом. – Скажи-ка, почему ты думаешь, что меня может заинтересовать какая-то самодельная пленка второсортного диктора новостей?

Лью неловко заерзал на бархатном сиденье.

– Я думал, что ты захочешь узнать. – Он сам услышал жалобное хныканье в своем голосе и опустил глаза. Лью ненавидел себя за то, что ему сейчас приходилось делать: унижаться, ползая на животе, выпрашивать объедки. Но у него было двое детей в колледже, заложенный дом и реальная угроза остаться без работы. – Она наняла студию, техников, нашла помощников. Взяла отпуск в отделе новостей и сделала пятидесятиминутное шоу, плюс кое-что из ее старых работ. – Лью старался не замечать горевшую у него внутри язву. – Я слышал, что вышло очень неплохо.

– Очень неплохо? – Острая, как скальпель, ухмылка. – Какое мне дело до этого «очень неплохо»? Да и кому будет дело? Любители постоянно пытаются пробиться на телерынок. Но меня это не волнует.

– Я знаю… я имел в виду – по Си-би-си ходят слухи, что вы с ней крупно повздорили.

– Да? – Она холодно улыбнулась. – И ты прилетел сюда из Чикаго, чтобы пересказать мне последние сплетни, Лью? Не то чтобы я не была тебе признательна, но откуда такая преувеличенная забота?

– Я подумал… – Он вздохнул, чтобы успокоиться, провел рукой по редеющим волосам. – Анджела, я знаю, что ты предлагала Дине мое место.

– Да что ты? Она тебе это рассказала?

– Нет. – Если сколько-нибудь гордости осталось еще у Лью, то сейчас она дала о себе знать. Он твердо встретил взгляд Анджелы. – Но это стало известно. Как и то, что она отказалась. – Он увидел знакомый блеск в ее глазах. – И я знаю, – поспешил он закончить, – проработав столько лет вместе с тобой, я знаю: тебе не понравится, если она извлечет пользу из твоего великодушия.

– Как она сможет это сделать?

– Она представит свой отказ как верность интересам станции. Обратится за помощью к Бэрлоу Джеймсу.

Теперь Анджела была у него на крючке. Но, чтобы скрыть это, она отвернулась, открыла щелчком шкатулку с эмалью и достала сигарету. Ее взгляд метнулся к бару, где всегда стояло холодное шампанское. Испугавшись силы своего желания сделать хотя бы один маленький глоток, она облизнула губы и отвела глаза.

– А при чем здесь Бэрлоу?

– Ему нравится ее работа. Он даже несколько раз звонил на станцию – специально, чтобы это сказать. А когда приехал в Чикаго на прошлой неделе, то нашел время с ней встретиться.

Анджела щелкнула зажигалкой.

– Говорят, он смотрел ее пленку. Ему понравилось.

– И он решил похвалить одну из своих юных репортерш? – Анджела тряхнула головой, но ее горло еще больше пересохло от сигаретного дыма. «Всего лишь один глоток, – подумала она – Один прохладный пенистый глоток».

– Она послала пленку Лорену Бачу. Очень медленно Анджела опустила сигарету и уронила ее в пепельницу.

– Ах, эта маленькая сучка! – мягко произнесла она. – Она действительно думает, что сможет со мной соревноваться?

– Не знаю, так ли высоко она метит. Пока что. – Он не стал полностью отрицать эту идею. – Но знаю, что некоторые филиалы на Среднем Западе крайне обеспокоены стоимостью твоего нового шоу. Они могут захотеть подключиться к чему-нибудь подешевле и поближе к дому.

– Пусть попробуют. Я похороню любую передачу, которую они поставят против меня. – Отрывисто засмеявшись, она встала и подошла к окну, глядя сверху вниз на Нью-Йорк. У нее было все, чего она хотела. В чем нуждалась. Наконец-то после стольких долгих лет она была королевой, взирающей на своих подданных с высокой золотой башни. Здесь никто не сможет достать ее. И уж конечно, не Дина. – Я здесь наверху, Лью, и, черт побери, здесь я и останусь. Чего бы мне это ни стоило!

– Я могу использовать свои связи и выяснить, что решит Лорен Бач.

– Это прекрасно, Лью, – промурлыкала она, не отводя взгляда от верхушек деревьев Центрального парка, – Сделай это.

– Но я хочу получить свое место обратно. – Его голос дрожал от возбуждения и отвращения к себе. – Мне пятьдесят четыре года, Анджела. В моем возрасте и положении я не могу позволить себе рассылать резюме по объявлениям. Мне нужен надежный контракт на два года. К этому времени оба моих малыша закончат колледж. Я смогу продать дом в Чикаго. Мы с Барбарой купим что-нибудь поменьше здесь, в Нью-Йорке. Зачем нам вдвоем много места? Но сейчас мне надо еще несколько лет поработать, чтобы потом было куда отступать. Я прошу не слишком многого.