– Скажите, Николай, что именно просил вас разузнать Владислав Семенович? – спросила я.

– Когда Владислав Семенович мне позвонил, то сначала сообщил, что Константин Разлейников и Василий Гаврилов оказались втянутыми в очень скверную историю. Но возможно, сказал доктор, он не так все понял. Поэтому он попросил меня узнать, на самом ли деле они работают в «Муромце» и какого рода работу там выполняют. Потому что он часто там бывает, но ни разу не видел ни Константина, ни Василия. Я обещал ему, что все узнаю. Я уже было подумал, что они, может быть, все-таки одумались и уволились оттуда. Я зашел в наш отдел кадров: решил спросить у начальника, кто в последнее время устраивался к нам на работу из «Муромца». Свой интерес я объяснил так, что, дескать, был у меня друг, с которым вместе воевали, а потом рассорились крупно, на всю, можно сказать, жизнь. Уже несколько лет не виделись, а до этого он работал в «Муромце». Вот, говорю, хочу узнать, как он там, как вообще живется ему. Начальник кадров рассказал мне, что не так давно к нам в «Содружество» устроился на работу один полковник, вот он как раз в «Муромце» работал. А ушел оттуда вроде как по состоянию здоровья, не выдержал конкуренции со стороны молодых ребят. Я попросил начальника черкнуть мне адресок этого полковника. Сначала позвонил ему, узнал, что у него выходной, и в гости напросился. Я, как положено, бутылку с собой захватил, закуску и приехал. За столом я ему ту же историю рассказал, что и кадровику. Полковник послушал меня и сказал, что я определенно что-то напутал, потому что он там работал чуть ли не с самого начала, когда «Муромец» только открылся, и что Константин Разлейников у них никогда не работал. Я тогда спросил про Василия Гаврилова. И этого, говорит, тоже у них никогда не было. Я упираюсь, говорю, что должны там работать. Тогда полковник подумал и говорит, что сейчас там такое творится, что сам черт голову сломит. Короче, никто толком ничего не знает: кто работает, где, когда, какую работу выполняет. А весь этот бардак образовался после того, как хозяин «Муромца», Седлаковский, бросил свою жену и женился на молодухе. А она мало того что все к рукам прибрала – и кадры, и бухгалтерию, – так еще и хозяином вертит, как ей вздумается. Этот полковник не раз говорил с Седлаковским о том, что у них в агентстве происходит, а тот и слушать ничего не хочет. Вот поэтому полковник и ушел из «Муромца». А ведь с самого начала в «Муромце» порядок был образцовый, хозяин-то, который основал это агентство, – бывший военный, порядочный человек.

– А молодуха эта, ради которой Седлаковский бросил свою жену, случайно, не Виктория Сотникова? – спросила я.

– Да, это она, – подтвердил Николай. – А откуда вы знаете?

– Да пришлось изучать некоторые документы, вот это имя и всплыло, – объяснила я ему примерно в тех же выражениях, что и Татьяне Владимировне Сиротининой. – И вы, Николай, рассказали Владиславу Семеновичу все, что узнали?

– Да, я выполнил его просьбу, – ответил Николай и вдруг громко застонал.

– Что с вами? – Я встала с кресла.

– Ничего, – через силу проговорил Николай, – сейчас пройдет, сейчас я… Извините.

Он засучил правую брючину и отстегнул протез. Господи, а я и не знала, что у него нет правой ноги почти по колено. Татьяна Владимировна мне ничего не сказала. А может быть, она и сама не знала?

– Николай, вам помочь? – спросила я.

– Нет, спасибо, – ответил он. – Просто надо было раньше снять, но…

– Но вы не решались из-за нашего разговора, – закончила я за него. – Надо было сразу сказать и дать культе отдохнуть. Где вы потеряли ногу?

– В чеченском плену, – ответил Клименюк.

– Вы были в плену?

– Да, – просто ответил он.

– Вас выкупили?

– Ну что вы, это только в книжках пишут, а на деле все обстоит совсем не так. Я убежал.

– Как же вам удалось? – с удивлением спросила я.

– А-а! – Николай прислонил протез к спинке дивана. – Вы лучше спросите, как я в плен попал. По неосторожности, по беспечности. Наш отряд прибыл в Чечню вечером. Ну, вышли мы из транспортного самолета, осмотрелись. Горы уже были в тени. Как сейчас помню, отливали они всеми оттенками синего, от бледного до насыщенного, почти черного, и выглядели необычно, словно низкие грозовые тучи. Наш командир переговорил с подполковником, который нас встречал, сказал, что завтра получим необходимые распоряжения, а сейчас – на боковую. Но мне не спалось. Я долго ворочался с боку на бок, просто лежал на спине с открытыми глазами, потом оделся и вышел на улицу. Дежурному я сказал, что выйду ненадолго, только перекурю. А перед тем как нам отправиться в Чечню, у меня с будущей женой ссора произошла. Вот я все и думал о ней и не заметил, как оказался в незнакомом месте, хотя командир и предупреждал, что далеко отходить от казармы опасно. Но я слишком поздно услышал шорох и заметил едва уловимое движение. На меня накинули мешок, связали и куда-то повезли. Я услышал незнакомую гортанную речь и понял, что попал в плен. Мы ехали довольно долго, но вот, наконец, остановились. Меня выволокли из машины, подхватили под руки, а сзади еще и толкать прикладом автомата стали. Лицо у меня по-прежнему было закрыто, мешок сняли лишь тогда, когда мы оказались в помещении. Я не видел, куда меня везли, и подумал, что раз мне закрыли лицо, то это – добрый знак. Ведь если бы от меня не стали скрывать маршрут движения, это могло означать, что в живых меня не оставят. А так была хоть какая-то надежда. И знаете, я подумал, что вот только теперь районы Чечни – Веденский, Шалинский, Ножай-Юртовский, которые постоянно мелькали в сводках новостей и казались чем-то далеким и абстрактным, для меня лично стали приобретать реальные очертания. Я все гадал, в какой из них меня привезли?

Николай помолчал немного, потом продолжил:

– Так вот, меня привели в помещение и сняли с головы мешок. Я на несколько секунд зажмурился от яркого света и открыл глаза. Я находился в просторной комнате, по-восточному убранной коврами и оружием. За столом восседал представительный бородатый чечен, видимо, главный, во всяком случае, меня подвели именно к нему. Остальные боевики – пять человек – расположились вдоль стен.

– Если будешь говорить правду – будешь жить, – сказал чечен, у него практически отсутствовал акцент. – Будешь молчать или врать…

Тут он красноречиво замолчал, а потом спросил мое имя, фамилию и звание. Я ответил. Потом спросил, откуда я прибыл. Я назвал. Затем последовал вопрос о целях и задачах моей группы. Я сказал, что не знаю.

Тогда главарь кивнул своим подручным, и ко мне подбежали двое. Сильный удар сбил меня с ног, а затем началось методичное избиение. Удары наносили со знанием дела, по самым чувствительным местам. Наконец, бородатый сделал знак боевикам, и они, рывком подняв меня с пола, вновь поставили перед своим командиром.

– Ну что? – спросил он меня. – Теперь у тебя появились знания?

Я отрицательно замотал головой, сплюнул на пол кровавую слюну и прохрипел: «Нет». Тогда чечен приказал меня увести. Меня снова поволокли во двор и бросили в какой-то сарай, который находился в глубине двора, рядом с будкой с большим и злобным псом. На мое появление там он отреагировал глухим рычанием. Утих он только тогда, когда боевики бросили ему кусок мяса. А вскоре я обнаружил, что в сарае не один. Я услышал, как что-то зашевелилось в углу, и спросил, кто здесь. Оказалось, что это был еще один пленный. Спрашиваю его, давно ли он здесь. Отвечает, что, наверное, полгода, а может, и больше, он уже потерял счет времени. Тогда я его спросил, а как в плен-то он попал. Оказалось, что их группу высадили около перевала, командование поставило задачу освободить его от боевиков и дожидаться основных сил. Ну, перевал-то они очистили, а подкрепление задержалось. Тут еще одна банда нагрянула, почти всех положили, а кто в живых остался – того в плен. Меня, говорит он, Серегой зовут, а тебя, спрашивает, как? Я ответил и, в свою очередь, рассказал, как сам попал в плен.