– Довольно! – запротестовал Маркхэм, которого угнетала ужасная правда. – Ваша лекция по криминальной физиогномике может пока подождать. Мне нужно свыкнуться с ошеломляющими выводами, которые следуют из находки галош. Боже мой, Вэнс! Должен же быть какой-то выход из этого кошмара. Кто мог среди бела дня застрелить Рекса Грина?

– Клянусь, не знаю. – Вэнс тоже был поражен зловещими обстоятельствами дела. – Тем не менее это кто-то, живущий в доме. Кто-то, кого остальные и не подозревают.

– Лицо Джулии и удивление Честера – вы об этом? Они тоже не подозревали. И пришли в ужас от своего открытия. Да, все это вписывается в вашу теорию…

– Есть и кое-что, что не вписывается, старина. – Вэнс вперил в стол озадаченный взгляд. – Рекс умер спокойно. Почему на его лице не было выражения ужаса, как у других? Когда на него нацелили револьвер, его глаза были открыты, и он стоял лицом к убийце. Необъяснимо. Безумие какое-то!

Вэнс нахмурился и нервно забарабанил пальцами по столу.

– И еще кое-что непостижимое в смерти Рекса. Его дверь была открыта, но наверху никто не слышал выстрела. И тем не менее Спроут, который был внизу, в буфетной за столовой, слышал его вполне отчетливо.

– Просто так получилось, – возразил Маркхэм, не задумываясь. – Никогда не знаешь, куда пойдет звук.

Вэнс покачал головой.

– В этом деле нет ничего «просто так». Во всем ужасная логика, за каждой мелочью – холодный расчет. Ничто не оставлено на волю случая. В конце концов убийца на этой выверенности и попадется. Когда мы найдем ключ к любой из, так сказать, передних комнат, то сможем попасть и в главную комнату страха.

Маркхэма позвали к телефону. Когда он вернулся, на его лице было выражение озадаченности и тревоги.

– Это Свэкер. Вонблон сейчас у меня – хочет что-то рассказать.

– А! Очень любопытно, – отозвался Вэнс.

Как только мы приехали, Вонблона немедленно проводили к Маркхэму в кабинет.

– Может быть, я поднимаю тревогу на пустом месте, – извинился доктор, присаживаясь на край кресла. – Но я решил, что обязан сообщить вам об одной странности, которая приключилась со мной сегодня утром. Сначала я хотел рассказать полиции, затем подумал, что они могут неверно это истолковать, и решил представить дело на ваш суд, а вы поступайте, как сочтете нужным.

Было очевидно, что он не знает, с чего начать. Маркхэм терпеливо ждал с выражением снисходительной вежливости на лице.

– Я позвонил в особняк, как только обнаружил, э-э… что произошло, – неуверенно продолжал Вонблон. – Мне сказали, что вас уже нет, и после обеда я поехал прямо сюда.

– Вы правильно поступили, доктор, – пробормотал Маркхэм.

Вонблон снова замялся, а потом заговорил неприкрыто заискивающим тоном:

– Дело в том, мистер Маркхэм, что у меня есть привычка носить в медицинском чемоданчике довольно большой набор препаратов экстренной помощи…

– Экстренной помощи?

– Стрихнин, морфий, кофеин, разнообразные стимулирующие средства и снотворное. Часто бывает очень кстати…

– В связи с этими препаратами вы и хотели со мной поговорить?

– Да, косвенным образом. – Вонблон на секунду замолчал, собираясь с мыслями. – Сегодня у меня с собой была новая туба растворимых таблеток морфия по четверти грана и картонка из четырех туб от «Парк-Дэвис» со стрихнином по одной тридцатой грана…

– Что же случилось?

– Видите ли, морфий и стрихнин исчезли.

Маркхэм наклонился вперед, его глаза загорелись любопытством.

– Сегодня с утра они лежали в чемоданчике, и до Гринов у меня было только два коротких вызова. Я обнаружил пропажу, когда вернулся в офис.

Секунду Маркхэм внимательно его изучал.

– И вы считаете маловероятным, что они могли пропасть во время двух других визитов?

– В том-то и дело. Там чемоданчик все время был в поле моего зрения.

– А у Гринов? – волнение Маркхэма стремительно росло.

– Я направился прямо к миссис Грин, вместе с чемоданчиком. Пробыл у нее около получаса. Когда я вышел…

– В эти полчаса вы не покидали комнату?

– Нет…

– Прошу прощения, доктор, – раздался праздный голос Вэнса, – сиделка сказала, что вы позвали ее, чтобы принести миссис Грин бульон. Вы выходили из комнаты?

Вонблон кивнул.

– Ах, да. Я действительно разговаривал с мисс Крейвен. Вышел за дверь и крикнул ей наверх.

– Правильно. А потом?

– Ждал у миссис Грин до прихода сиделки. Затем пошел к Сибелле, в комнату напротив.

– А чемодан? – перебил Маркхэм.

– Я оставил его на полу в коридоре, прислонив к задним перилам парадной лестницы.

– И затем вы были в комнате мисс Сибеллы, пока вас не позвал Спроут?

– Все верно.

– То есть чемоданчик оставался без присмотра в коридоре второго этажа приблизительно с одиннадцати и до того момента, как вы покинули дом?

– Да. После разговора в гостиной с вами, джентльмены, я пошел за ним наверх.

– А также попрощались с мисс Сибеллой, – добавил Вэнс.

Вонблон приподнял брови с выражением легкого удивления.

– Естественно.

– Сколько лекарств пропало? – спросил Маркхэм.

– В четырех тубах стрихнина было примерно три грана, точнее, три и одна треть. А двадцать пять таблеток морфия – это шесть гранов с четвертью.

– Это смертельные дозы?

– Трудный вопрос, сэр. Человек с хорошей переносимостью морфия может ассимилировать поразительно большие дозы. Но, ceteris paribus[64], шесть гранов почти наверняка привели бы к летальному исходу. Что касается стрихнина, токсикология дает довольно большой разброс в зависимости от состояния и возраста пациента. В среднем летальная доза для взрослого – два грана, хотя бывало достаточно и одного, и даже меньше. С другой стороны, иногда десять гранов не мешали человеку выздороветь. В целом, однако, трех гранов и одной трети достаточно.

Когда Вонблон ушел, Маркхэм воззрился на Вэнса.

– И что вы думаете?

– Мне это не нравится. Совсем не нравится. – Вэнс безнадежно покачал головой. – Чертовски странно. Доктор тоже обеспокоен. За элегантным фасадом паника. Он страшно напуган, и причина тому отнюдь не пропажа таблеток. Он чего-то боится, Маркхэм. Вы видели, какой у него напряженный загнанный взгляд?

– А вам не кажется странным, что он носит с собой такое количество лекарств?

– Да нет, некоторые врачи так делают. Особенно это характерно для Европы. Не забывайте, Вонблон учился в Германии… – Вэнс вскинул взгляд. – К слову, что там слышно про завещания?