Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дерево ничего не ответило, так как не было ни малейшего дуновения ветерка и никакие слова заклинаний не могли вызвать его. Наконец, когда наступил рассвет, раб увидел, что его бог презирает его, упиваясь своей юной силой, и не замечает его. Он выбросил тростник, на котором спал, в яму, свернул свой плащ, закопал яркие камни в тонкий слой земли и ушел.
Он ничем не мог помочь на кухне, где от непрерывной болтовни и от удушающей жары в печах у него целыми днями болела и кружилась голова. Люди постоянно отталкивали его, чтобы взять необходимые им вещи. Главный повар открыто жалел себя, что ему навязали почти сумасшедшего человека. Ему поручили подметать пол, но затем сказали, что он слишком стар, чтобы выносить мусор, и послали мальчика отнести отходы к ямам. Ночью они любезно дали ему самый теплый угол около тлеющих угольков ненавистной ему печи, где он страдал от удушья, вызванного отвратительным запахом жиров.
Через некоторое время их терпение лопнуло, и они стали считать его причиной всех их неприятностей.
– Прекрати ползать здесь! – однажды раздраженно завопил главный повар, когда старик пытался подмести пол.
Он засеменил в угол и со стоном сел, растирая руками разрывающиеся от боли виски.
– Уф! – сказал главный пекарь, взяв одно из маленьких опахал, которыми он разжигал тлеющие угольки, и помахал у своего лица, чтобы охладить его. – Я уже не помню, когда была такая жара, как сегодня.
– Во дворе не менее жарко, – сказал мальчик, входя и покачиваясь с ковшами с водой. – Небо – серо-синего цвета, а вокруг солнца подозрительное кольцо.
– Это – конец мира! – резко крикнул молодой раб.
– Ерунда! – сказал главный повар, чувствуя своей обязанностью задать тон разговора на кухне. – Однажды, когда мой отец был еще молод, в небесах случилось наводнение, и вода лилась в течение нескольких часов, превратив в грязь и смыв его дом. Он рассказывал, что лягушки падали с небес вместе с водой, но через несколько дней они подохли и стали разлагаться. Это было чудо, которое началось с подозрительного кольца вокруг солнца.
Раб оторвал взгляд от утки, которую поворачивал на вертеле над пламенем.
– Это был только дождь, – сказал он с презрением. – У нас в Трое часто идут дожди.
Он всегда напоминал работникам кухни, что его отец был царем там, где было несколько несчастных хижин где-то на берегу океана на севере.
– Я предполагаю, что вместе с дождем в Трое падают крокодилы! – сказал кто-то презрительно. На кухне существовала традиция, что любая история о Трое должна восприниматься как выдумка.
Один из мальчиков-помощников пекаря, который нес новую партию булочек для жарки, потерял сознание в самый неподходящий момент и с грохотом упал прямо на посыпавшиеся с подноса булочки. Главный пекарь пришел в ярость.
– До обеда фараона осталось полчаса! – орал он в гневе. – Немедленно несите мне следующую партию! Эй, ты, старый дурень, там в углу, иди сюда и наведи здесь порядок!
Он продолжал шуметь, и пот струился с его лба, а его помощники в спешке носились по кухне.
Из-за заминки в приготовлении обеда для фараона на кухне образовалась суматоха. Резчики требовали мяса, те, кто украшал блюда, набрасывались на выпеченные изделия, красиво одетые подавальщики носились туда-сюда, натыкаясь на кухонных слуг и браня их. Все бегали, покрытые потом, в ужасной жаре. Когда обед закончился, все рабы выползли во внутренний двор, даже не притронувшись к остаткам еды. Даже мальчик-водонос, у которого всегда был хороший аппетит, объявил, что его тошнит от одной только мысли о еде. Они долго обмахивали себя опахалами, опускали голову и руки в воду и смотрели, уставившись изможденными глазами в свинцовое небо.
Старик, сжимая руками пульсирующую голову, поспешил за угол. Впервые с тех пор, как он начал работать на кухне, никто не потрудился спросить, куда он идет. А он пошел по знакомой дорожке через квартал, где жили садовники, и несколько несчастных женщин и детей без всякого интереса смотрели ему вслед, наконец вышел в маленькие ворота к мусорным ямам.
Дерево было более высоким, чем когда-либо, и выглядело так, будто его молодая гордость не чувствовала никакого беспокойства по отношению к немощному несчастному старику. Он даже не рискнул прочесть заклинание, а просто тихо сел, счастливый, по крайней мере, что здесь нет никакой глупой болтовни. Дерево стояло молча, и разговор между ними не получался, как бывало когда-то.
– Это я посадил тебя, – говорил он укоризненно после долгого молчания, но если дерево и ответило, то только ветвями, которые были так высоко, что старик вряд ли мог их заметить.
Начинало темнеть, и он должен был возвращаться на душную кухню, где его ждали бесконечные вопросы. Но, прежде чем уйти, он решил произнести одно заклинание, самое первое и самое простое, произнесенное им в то далекое время, когда дух дерева показал себя, убив стражника, угрожавшего ему. Он заполз назад в свое укрытие и расположился прямо на земле, откопав несколько красивых камней. Затем он повернулся на спину и проговорил магические слова, смотря прямо в темноту ветвей. Спустя несколько мгновений, издавая еле уловимые вздохи, дерево стало отвечать ему. Сначала оно ответило шепотом, потом покачало ветвями, наклонилось, загрохотало, вспыхнуло и заревело. Оно хлестало ветвями и согнулось под напором урагана, когда небеса разверзлись, а потоки воды хлынули вниз, как будто из переполненного небесного Нила. Ураган сдул крыши с жилищ рабов, а стены из грязи превратились в бесформенные глыбы. Потоки воды погасили огонь во всех печах. Во дворце фараона собственную кровать бога торопливо переместили из-под протекающей крыши в сухое место. Люди сбились в кучи, дрожа и вопя от страха, дети вскрикивали при вспышках молнии, все говорили о конце мира.
Это были ужасные минуты, но вскоре все кончилось. На следующий день, когда земля парила от влаги, стены из грязи снова сооружались, дети собирали листья пальм для кровли, живописцы и рабочие были заняты восстановлением сильно поврежденных помещений дворца. На второй день все почти восстановили, и садовники убирали сорванные ветви и сломанные цветы.
Дерево у мусорных ям было вырвано с корнем.
– Как жаль, – сказал главный садовник, – ведь его приказал посадить в этом месте сам фараон. Надо бы здесь посадить другое, а вы тем временем позаботьтесь об остальных деревьях.
– Здесь лежит какой-то старик! – воскликнул один из рабов, который ближе всех стоял к дереву. – Дерево упало прямо на него, я думаю, он мертв.
– Кто он? – спросил главный садовник. – Кто-нибудь знает, кто он? – Никто не ответил. – Ну, тогда пусть двое из вас похоронят его где-нибудь.
– Ну и ну, – говорил главный повар четыре или пять дней спустя, – и куда это запропастился наш старый дурень, вечно здесь путавшийся под ногами? Кто-нибудь знает, где он?
Но никто не знал.
С запада, со стороны реки, надвигалось темное облако и нависало тенью над пыльными оливковыми садами на террасах холмов. На его фоне бесплодные утесы известняка казались ярко-белыми. Впервые за два месяца собирался дождь. На некоторое время прекратятся песчаные бури, не надо будет прикрывать лицо и экономить воду. Мена вздохнул. Единственное, в чем годами нуждался Египет, – это вода. В Иерусалиме, когда затхлые цистерны были опустошены до последней капли, единственным источником воды в городе оставался родник, и воду приходилось выдавать маленькими порциями, которые отмеривали очень тщательно. Вокруг родника всегда было грязное месиво. Перед дождем испепеляющая жара и зловоние становились невыносимы, к этому нельзя было привыкнуть даже за двадцать лет, и мысль о том, что через несколько мгновений подует прохладный ветер, не облегчала, а усугубляла это состояние.