На следующий день в городе повсюду раздавался стук молотков, свидетельствовавший о том, что готовится новая атака. Новый способ атаки башни предполагал использование метательных машин, представлявших собой обитую шкурами деревянную раму на высоких колесах. Однако, поскольку улицы Иерусалима были узкими, такое громоздкое сооружение оказалось трудно протащить через весь город. Да и за городом на крутом земляном валу люди также не могли установить его. Мена в целях предосторожности заставил их поднять самые тяжелые камни на парапет. Абишуа руководил людьми, в то время как Мена молча лежал, накапливая силы: его рана все еще причиняла ему боль. Так прошел еще один длинный жаркий день.

Вторая атака началась тоже ночью, но светила луна, и темнота не защищала нападавших. Так как Беле не удалось построить такие машины, чтобы разрушить парапет, он решил разрушить деревянную надстройку на башне. Два небольших сооружения с грохотом выкатились на площадь. В каждом из них было приблизительно по десять человек, вооруженных топорами, а толкали их почти двадцать человек. Обессилевший Мена не пытался остановить их продвижение, он только приказал, чтобы его стрелки не трогали их.

– Цельтесь в тех, кто устанавливает лестницы, и в тех, кто будет взбираться на них, – посоветовал он. – А когда они установят свои повозки, вы разобьете их камнями. Нубиец и я из бойниц будем обстреливать людей с топорами, а когда уничтожим их, придем к вам на помощь.

Вновь холмы наполнились дикими жестокими воплями, и люди с лестницами отчаянно бросились из-за башен на колесах к стене. Но поскольку почти все место на площади занимали эти неуклюжие сооружения, им негде было развернуться, чтобы установить лестницы, и они толкали друг друга, падали и уходили в укрытие, чтобы ждать своей очереди. Тем временем огромные камни, летящие с парапета, пробили крышу одного из сооружений. Крыша, обтянутая шкурами, обрушилась на людей. Раздался оглушительный крик. Другая башня оказалась более прочной, но сильно раскачивалась, не позволяя людям с топорами приступить к работе. Быстрый, как вспышка, нубиец метнул копье из бойницы, поразив одного из врагов до того, как началась атака, но в следующий момент его копье сломалось, и топоры тяжело застучали по деревянной стене.

Только сейчас Мена заметил, как плохо расположил своих людей: в действующее сооружение можно было стрелять только из одной бойницы. Кроме того, у находившихся в нем был щит, который они подняли так, что ни Мена, ни нубиец не могли участвовать в защите крыши. Стена начала поддаваться. Если люди с топорами разрушат ее, у гарнизона не хватит сил защититься от нападающих. Занятые теперь людьми на лестницах, Абишуа и солдаты больше не обращали внимания на деревянные сооружения.

Нельзя было терять ни секунды. Отбросив в сторону копье, Мена кинулся к ступенькам, нубиец последовал за ним по пятам, и так они выбрались на крышу. Мена приказал установить жаровню в самом дальнем углу и зажечь ее. На ней стоял небольшой горшок масла. Скинув одежду, он обмотал ею руки так, чтобы взять горшок, и, схватив его, не чувствуя боли, которую причиняли ему раны, не ощущая жара, идущего от горшка, он бросился к краю крыши и швырнул горшок с кипящим маслом на крышу башни на колесах, в которой скрывались атакующие.

Крыша башни была уже настолько разбита тяжелыми камнями, что не защищала от раскаленных брызг масла. С криками боли и ужаса люди с топорами бросились спасать свои жизни, а могучий нубиец тем временем с ревом сбрасывал лестницы с башни, и вскоре перевес сил был на стороне защитников гарнизона. Не прошло и пяти минут, как нападение прекратилось, и все, что осталось от атакующих, – груды стонущих на площади и разбитые башни на колесах, освещаемые горящими факелами.

Мена не принимал участия в последней атаке. Он лежал у стены в полубессознательном состоянии, скрючившись от боли в обожженных ладонях и раненой руке. Когда нубиец принес ему воды, он приподнялся и приказал принести пару кожаных фляг с вином. Он видел, что Абишуа лежит также скрючившись, а рядом с ним два лучника и человек, которого он не знал. Очевидно, это был враг, которому удалось взобраться на башню.

– Сбросьте того человека с парапета, – грубо приказал он, понимая, что у него нет другого выбора, как экономить каждую каплю воды.

Два смуглых самаритянина из его солдат подняли молодого человека, яростно вырывавшегося и умолявшего сохранить ему жизнь.

– Попросите у моего отца выкуп! – кричал он.

Люди не обращали на него никакого внимания, однако Мена, пристально посмотрев на него, велел самаритянам отойти в сторону.

Этот человек – один из сыновей Белы – был хорошо известен всем и, оставшись живым, мог быть полезен. Звали его Сол. Как известно, Бела имел семь жен и более двадцати детей. Тем не менее Сол мог быть любимым сыном, и тогда можно было бы вести переговоры. Мену лихорадило; он ничего не мог делать обожженными ладонями. Один человек был убит, еще двое ранены, а старый Абишуа – просто изможден. Было ясно, что новое нападение сокрушит их, и все же люди не теряли надежду на помощь из Газы, если гарнизону удастся выстоять до рассвета.

– Мы сохраним тебе жизнь, – решил Мена, – но твой отец должен прислать тебе воды, поскольку у нас нет запасов.

Если бы Бела узнал об этом, наверняка атаковал бы башню и быстро захватил ее.

Следующий день прошел в безделье, все экономили воду и с надеждой смотрели на дорогу, по которой должна была прийти помощь из Газы. Стояла невыносимая жара, и в это время года она могла продержаться более недели. Оставалось немного вина, и каждому человеку по часам выдавали по нескольку ложек воды. Время тянулось неимоверно долго, и гарнизон напрасно ждал спасителей, которые, по их расчету, уже должны были прийти. Сегодня люди измучены жаждой, а завтра они просто умрут. Хотя пленный и был некоторой защитой для гарнизона, он мог оказать им более весомую услугу. Старый Абишуа решил поговорить об этом с Меной, когда они сидели вместе и наблюдали за дорогой в лучах заходящего солнца.

Старик не был тяжело ранен, но лицо его стало пепельно-бледным от истощения и осунувшимся, как если бы он находился при смерти. Он сидел весь день на стуле и бодро разговаривал, но было ясно всем, кто наблюдал за ним, что он не сможет больше вступить в бой. Он с тревогой огляделся и наклонил голову к Мене, понижая голос до шепота, чтобы солдаты не могли услышать его.

– У нас нет больше воды, – сказал он, – а без нее люди не смогут пережить следующего дня.

– Возможно, помощь все же придет из Газы, – сказал Мена. – Ну а если нет, то вдруг пойдет дождь.

– Уж сегодня вечером точно дождя не будет. А завтра люди начнут договариваться с Белой, который сохранит им жизни за жизнь своего сына.

– Но они же знают, что Беле нельзя доверять.

– Возможно, они и знают, – пробормотал старик, – но любая возможность выжить кажется лучше, чем смерть от жажды на этой проклятой башне. Тебя и меня, скорее всего, убьют, а поскольку эти люди не чистые египтяне, то они могут стать начальниками охраны Белы. Я думаю, что они передадут сообщение, когда сыну Белы принесут воду, и к утру покончат с нами, если не придет помощь.