Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но не всё было так гладко и безмятежно, как казалось на первый взгляд. Не трудно представить, что бы произошло, проиграй Марк Клавдий единоборство. Или если бы Вертомар не вызвал римского полководца на поединок. Поэтому можно говорить и о том, что консул пустился в авантюру, исход которой изначально представлялся весьма сомнительным. Не исключено, что Марцелл просто не продумал последствий своих действий до конца. Хотя, как свидетельствует Цицерон, вызов вождя галлов консул принял вполне обдуманно, не поддаваясь эмоциям: «Марцелл при Кластидии был мужествен совсем не от гнева» (Tusc. IV, XXII, 49). Как бы там ни было, в этот раз обошлось, но одни только боги ведали, к чему в дальнейшем может привести такой подход к делу у Марка Клавдия.
Однако сейчас консул торжествовал. В Рим он въехал на колеснице, запряженной четверкой лошадей (Plut. Romul. 16), при этом, согласно сообщению Евтропия, во время триумфального шествия нес на плече надетые на кол доспехи Вертомара (III, 6). Поднявшись на Капитолий, Марцелл посвятил вражеские доспехи Юпитеру Феретрию[41]. При этом, как следует из текста, триумфа был удостоен только Марк Клавдий, а Сципиона данная почесть не коснулась. Недаром Полибий промолчал о триумфе Марцелла.
Радость римлян по поводу окончания войны с инсубрами была так велика, что они отправили в Дельфы большой золотой кратер, преподнеся его в дар Аполлону, а захваченной добычей поделились со всеми союзниками. В том числе и с царем Сиракуз Гиероном. С инсубрами был заключен мир «на условиях умеренных и справедливых» (Plut. Marcell. 7), а на отнятых у них землях, согласно свидетельству Тита Ливия, были построены города Плаценция и Кремона.
Итоги войн римлян с галлами подвел Полибий: «Ни одна из описываемых историками войн не сравнится с этой по безумной отваге сражающихся, по количеству битв, по множеству участвовавших в них и убитых; зато она может считаться совершенно ничтожною в отношении задуманных планов, по нерассудительности в отдельных предприятиях, ибо галаты не в большинстве случаев только, но во всем и везде руководствовались страстью, а не рассудком» (II, 35). Марцелл довел до логического конца успешно начатую Гаем Фламинием кампанию против инсубров в долине реки Пад. Противостояние с галлами в Северной Италии закончилось для римлян очень вовремя, потому что на повестке дня стояла вторая война с Карфагеном.
* * *Несколько лет в Цизальпинской Галлии было тихо, а затем вновь полыхнуло пламя войны. Весть о том, что армия Ганнибала форсировала реку Ибер и начала переход через Пиренеи, подвигла галлов вновь поднять оружие против Рима. Но это было лишь следствием, а причина заключалась в том, что квириты вывели на земли кельтов две колонии – Плацентию[42] и Кремону (Liv. XXI, 25). Кремона находилась на северном берегу реки Пад, Плацентия на южном берегу, что создавало для проживающих в регионе галлов непосредственную угрозу. Галлы помнили о печальной судьбе племени сенонов, изгнанного римлянами со своих земель.
В этот раз инициаторами выступления против Рима были бойи, умудрившиеся вновь подбить инсубров на войну с квиритами. Боевые действия вспыхнули совершенно неожиданно для римлян и застали их врасплох. Галльские отряды с быстротой молнии распространились на землях Кремоны и Плацентии, вызвав дикий ужас у проживающих там колонистов. Римские власти на местах оказались совершенно не готовы к такому развитию событий и вместо того, чтобы оценить ситуацию и принять необходимые меры, ударились в бега. Бежали крестьяне, бежали горожане, бежали все и вся. Узнав о вторжении галлов, бросились спасать свои жизни уполномоченные сената, прибывшие в Плацентию для раздела земель между колонистами. Толпы народа устремились к Мутине[43], поскольку её укрепления были значительно мощнее, чем в недавно основанных колониях.
Вскоре Мутина была осаждена галлами. Но кельты не владели искусством правильной осады, а потому решили просто уморить своих врагов голодом. Озаботившись судьбой заложников, находившихся в Мутине, галльские вожди затеяли с римлянами переговоры, а когда к ним в лагерь прибыло римское посольство, кельты взяли делегацию под стражу. После чего пригрозили квиритам перебить всех пленников, если с находившимися в Мутине галлами случится что-либо нехорошее.
Дальше события развивались стремительно. Узнав о случившемся, претор Луций Манлий, по словам Тита Ливия, «воспылал гневом» (XXI, 25) и повел свои войска на выручку осажденной Мутине. Писатель не сообщает, откуда претор выступил в поход и какие воинские контингенты находились в его распоряжении. С уверенностью можно утверждать только одно – военачальником Манлий оказался бездарным. Гнев всегда был плохим советником для полководцев всех времен и народов, и римлянин здесь не стал исключением. Устремившись к Мутине, претор даже не озаботился произвести дальнюю разведку и не отправил вперед отряды боевого охранения. Итоги подобной безответственности не заставили себя долго ждать.
Когда римская колонна проходила через лес, галлы внезапно атаковали врага и перебили до 600 легионеров. Поскольку местность не позволяла это сделать, то квириты не сумели развернуть боевые порядки и оказать противнику достойный отпор. С трудом выбравшись из ловушки, Манлий велел выстроить в открытом поле укрепленный лагерь и стал ждать нового нападения. Но противник не показывался. Богатый боевой опыт кельтов в противостоянии с римлянами свидетельствовал о том, что идти лобовой атакой на укрепления легионеров бессмысленно, это приведет только к большим потерям. Так и не дождавшись атаки противника, претор был вынужден покинуть лагерь и продолжить движение к Мутине.
Пока легионеры шли по равнинной местности, всё было спокойно, кельтов нигде не было видно. Но как только римская колонна вновь углубилась в лес, вновь появились галлы и атаковали противника на марше. Манлий оказался настолько глуп, что не сделал никаких выводов из случившегося накануне и повторил все свои старые ошибки. Римлян охватила паника, они с трудом отбивались от наседавших со всех сторон галлов. Но неожиданно кельты прекратили сражение и скрылись в лесу. Римляне стали