Вершительница Судеб не только раздает кому-то шахи и маты напропалую, но она может замедлить или ускорить ход времени, когда это необходимо. И если кому-то суждено опоздать на самолет, который, к великому несчастью, потерпит катастрофу, то это именно она уберегла этого «кого-то», чтобы он случайно не оказался среди пассажиров того злополучного рейса. Он и опоздал потому, что его там просто не должно было быть.

Гроссмейстерша точно знает: этот «кто-то» играет совсем на другой шахматной доске, другие партии и с другими персонажами. И жить ему еще долго и счастливо. После этого своего второго дня рождения…

Когда итальянка Симона, долго и безуспешно влюбленная в своего дальнего родственника, повинуясь какому-то тревожному импульсу, позвонила Антонио (хотя, можно было и не звонить), она невольно придала ускорение событиям, которые могли бы и не произойти, и которых интуитивно Симона никогда не хотела и даже боялась.

В воздушных волнах витало нечто, что сжало тоской ее сердце. Словно, уловила она присутствие неких флюидов таинственной незнакомки — своей возможной соперницы. От того и возникло это желание — срочно звонить, чтоб помешать, отложить, перестроить что-то в планах Антонио. И она была довольна, когда ей это удалось.

Но, увы, итальянка не могла видеть ироничной улыбки Великой Гроссмейстерши. Потому что никому из ее подданных не дано права ускорять или замедлять ход событий, которые должны произойти. Это только ее прерогатива. И не надо вмешиваться в ее планы. Всё равно бесполезно.

… Когда Антонио с букетом оранжевых роз уже входил в информационное агентство, Лариса с отсутствующим видом всё еще сидела на летучке…

Вскоре в кабинете, где находилась случайная посетительница, на одном из двух телефонных аппаратов раздался звонок. Звучание было таким дребезжащим и настойчивым, что актриса, не выдержав дисгармонии, невольно сняла трубку.

— Лариса? Это вам звонят с вахты. К вам пришли за фотографиями, вы просили предупредить, — сказал дежурный.

— А-а-а, — неопределенно протянула молодая женщина, но тут же, быстро сориентировавшись и не вдаваясь в подробности, сказала, — передайте, пожалуйста, пусть немного подождут…

Через несколько минут дребезжание повторилось снова. Звонил всё тот же телефон «местного значения».

Актриса прикрыла уши руками от неблагозвучия, и тут взгляд ее упал на большой конверт, на котором было написано: «Фотографии для Антонио. Передаст Лариса».

Посетительница посмотрела на наручные часики. До начала репетиции оставалось еще пятнадцать минут. Даже если она и дождется подругу, им, вряд ли, уже удастся поболтать. Актриса вздохнула и решила написать приятельнице короткую записку.

На столе лежала стопка чистой бумаги, из пластмассового стаканчика торчало несколько шариковых ручек.

«Ларочка, — написала женщина, — извини, что тебя не дождалась. У меня всего — две коротких реплики, но в самом начале спектакля. Я не могу»…

И в этот момент опять зазвонил жуткой неблагозвучной мелодией телефон, перебивая ей мысль.

Актриса неохотно сняла трубку, зная наперед, кто звонит. Но дежурный даже не дал ей раскрыть рта.

— Вас же ждут на вахте. Антонио пришел за фотографиями, — недовольно сказал он. — А вы еще трубку не хотите снимать почему-то. У меня полно ожидающих. И что ж это будет, если каждый посетитель захочет говорить по моему служебному телефону…

— Я уже иду, — невольно вырвалась у актрисы, которой явно не хотелось играть не свою роль, — и всё объясню…

И она услышала, как вахтер сказал кому-то: «К вам уже идут»…

Женщина вернулась к записке и дописала: «Я не могу… опаздывать на репетицию. Созвонимся».

Взгляд ее упал на большой белый конверт. И она еще приписала: «Тебе трижды звонили с вахты. Но не волнуйся, я предупрежу, что ты немного задерживаешься».

Актриса быстро накинула свой полушубок из яркой рыжей лисицы, тряхнула копной роскошных, распущенных до талии волос, подхватила свою изящную дамскую сумочку и вышла в коридор.

Именно в тот самый момент, когда посетительница, не дождавшись подругу, уже выходила из ее кабинета, прозвучали слова начальника журналистки: «А вы, Лариса Паллнна, задержитесь»…

… На первом этаже у входа кучкой стояло несколько посетителей, в основном, мужчин, дожидавшихся кого-то, как и Антонио.

Когда на эту толпу стало стремительно надвигаться яркое рыжее пятно из меха огневой лисицы, один из стоявших мужчин сдвинулся, невольно подавшись навстречу незнакомке и загородив своим торсом Антонио на какое-то мгновение обозреваемую перспективу.

Словно, рыжий метеорит пролетел рядом с Антонио, обжигая дуновением. Красивая женщина, уже проскочившая мимо итальянца и двигавшаяся в сторону входной двери, неожиданно притормозила и безразличным голосом спросила:

— Кто Антонио?

Обладатель прозвучавшего имени обомлел. Он не видел приближения женщины, поэтому она возникла перед ним вся и сразу.

«Этого не может быть», — подумал итальянец, чье детство и отрочество прошли во Флоренции с ее знаменитой галереей Уффици, где он бывал бесчисленное множество раз, и где главным распорядителем был его родственник.

Он столько раз любовался именно этой картиной. Она так будоражила его юное воображение: эта обладательница какой-то удивительной красоты, так непохожей почему-то на привычный типаж окружавших его итальянок. Голубые глаза, чуть курносый нос, роскошные светлые волосы, отдающие медным отливом, беломраморная, а не смуглая, как у южанок, кожа лица и тела. И в то же время, какая-то удивительно вечная, современная красота…

— Вы — Лариса? — наконец, приходя в себя, проговорил Антонио.

— Я — не Лариса… Точнее не та, не она, — начала было актриса и запнулась.

— Я вижу, — всё так же оторопело сказал мужчина, безвольно опуская руку с букетом роз, словно, он держал веник. — Конечно же, вас зовут Симонетта… Симонетта Виспуччи. И вы только что сошли с полотна Сандро Боттичелли…

Сказав это, мужчина вдруг понял, что ни на какую выставку он сегодня не пойдет, ни с какими представителями венгерского посольства встречаться не будет, и ни в какую Италию через неделю не уедет тоже. Он останется в Москве, пока не разгадает этот феномен.

Актриса невольно улыбнулась в ответ на комплимент, который она уже не однажды слышала в своей жизни.

— К вам скоро выйдут, не волнуйтесь. А я, извините, тороплюсь. Я, вообще, здесь оказалась по чистой случайности, — сказала женщина и, оглянувшись, увидела журналистку, которая быстро к ним приближалась с большим пакетом в руках.

— А вот и Лариса, которая вам нужна, — сказала актриса итальянцу.

Когда журналистка с чувством некоторого волнения влетела в рабочий кабинет после беседы с начальником, она обнаружила записку, оставленную подругой.