еще тоньше. Лошадей меняли несколько раз. Задолго до прибытия в Тюмень экипажи встретила Красная кавалерия и сопровождала их последние четырнадцать миль. На станции Яковлев пошел телеграфировать в Москву, по предположению Николая, это был пункт назначения, а пленников тем временем пересадили в специальный поезд. Пока ждали сигнала к отправлению, Яковлев принял единоличное решение ехать кружным путем через Омск, посчитав, что, если они поедут прямым путем, их может захватить Уральский областной Совет Екатеринбурга.

Впрочем, уже было слишком поздно. Как только поезд покинул Тюмень, Екатеринбург предупредили. Уральский Совет осудил действия Яковлева и передал сообщение Западносибирскому Совету в Омске, потребовав остановить Царскую Семью. В шестидесяти милях от Омска войска заблокировали железнодорожную линию. Яковлев, приказав отряду ждать, взял паровоз с один вагоном и отправился в город, чтобы снова связаться с Москвой[191]. Яков Свердлов, председатель Всероссийского Центрального исполнительного комитета, бесстрастно ответил, что выхода нет, и Яковлев должен сдать заключенных товарищам из Екатеринбурга. Иными словами, это был смертный приговор.

Несколько часов спустя на вокзале Екатеринбурга, где толпа кричала: «Покажите нам Романовых!», обязанности по содержанию августейшей четы были официально переданы Областному совету. (Князь Долгоруков был сразу отправлен в тюрьму, и больше его не видели).

Вот как вспоминал об этом полковник Кобылинский:

«И дорóгой Яковлев страшно торопился. Гнали вовсю (об этом мне самому потом говорили ямщики на станциях, когда я уезжал в Тюмень). Когда приезжали на станцию, сейчас же перепрягали лошадей и мчались дальше. Перепрягали лошадей и в с. Покровском на станции, как раз против дома Распутина. Мне передавали, что у его дома стояла жена, у окна сидела дочь. Обе они крестили уезжавших. Я просил Лебедева и Набокова (порядочные люди) телеграфировать мне с дороги, как будут ехать. От Лебедева я получил телеграмму из с. Ивлева, от Набокова — из с. Покровского. Они кратко телеграфировали: „Едем благополучно“. С одной из железнодорожных станций была получена телеграмма: „Едем благополучно. Христос с Вами. Как здоровье маленького? Яковлев“. Это, очевидно, телеграмма Государя или Государыни, поданная с разрешения Яковлева и им подписанная.

20 апреля[192] отрядным комитетом была получена от Матвеева телеграмма, извещавшая о приезде в Екатеринбург. Точных выражений телеграммы я не помню. Нас же всех эта телеграмма огорошила: что такое случилось, почему в Екатеринбург? Все были этим поражены, так как все были уверены, что Государя с Государыней повезли в Москву. Стали ждать возвращения солдат нашего отряда. Когда они вернулись, Лупин сделал доклад нашему отряду, ругательски ругая екатеринбургских большевиков. Мне же Лебедев и Набоков рассказали следующее.

Когда прибыли в Тюмень, Государя, Государыню и других поместили в классный вагон (больше ничего о вагоне, об удобствах не могу сказать). Вагон этот охранялся нашими шестью солдатами. Из Тюмени поехали на Екатеринбург, на какой-то станции узнали, что чрез Екатеринбург не проедут, что там их задержат (вот тут-то Яковлев и ошибся: Заславский раньше его на несколько часов выехал из Тобольска и, как я думаю, предупредил о предстоящем отъезде из Тобольска). Узнав об этом, Яковлев кинулся на Омск, чтобы оттуда держать путь: Челябинск — Уфа и т. д. Как я понял тогда Набокова, они были под самым Омском, как их поезд задержали. Яковлев вышел узнать, в чем дело. Оказалось следующее: Екатеринбург известил Омск, что Яковлев объявляется вне закона, что он везет Семью в Японию. Тогда Яковлев отправился в Омск и говорил по прямому проводу с Москвой. Возвратившись назад, он сказал: „Я получил приказание ехать в Екатеринбург“. Поехали в Екатеринбург. Здесь Государя, Государыню, Марию Николаевну, Боткина, Чемодурова, Седнева, Демидову отправили в дом Ипатьева, а Долгорукого — прямо в тюрьму. Всех наших солдат сначала задержали в вагоне. Затем их всех вывели поодиночке, обезоружили и куда-то посадили. Продержали их в заключении несколько дней и выпустили. Можно было понять, что отношение к ним, нашим арестованным солдатам, было различное: к Лебедеву, Набокову относились хуже, к другим лучше, особенно к Матвееву, и освобождение их состоялось в разное время. Матвеев ходил зачем-то к Голощекину[193] и Белобородову[194]. Когда всех их освободили и они были уже в вагоне, чтобы возвращаться в Тобольск, к ним приходил Яковлев и говорил, что он сложил с себя полномочия, что он едет в Москву и что солдаты должны с ним ехать, чтобы там, в Москве, доложить о случившемся. Ясно было, что для Яковлева, как говорили наши солдаты, остановка в Екатеринбурге была фактом проявления неповиновения екатеринбургских большевиков приказанию центра» (Росс Н. Гибель Царской Семьи. Ф/М., 1987. С. 304–305).

Бывший Царь говорил, что поехал бы куда угодно, только не на враждебный Урал. Теперь же он оказался в самом его центре. В ту ночь Николай Александрович ночевал в доме Ипатьева[195] со зловещим названием «Дом особого назначения». У дверей дома бывшего Императора поприветствовали презрительными словами: «Гражданин Романов, Вы можете войти»[196]. Все узники были строго обысканы[197]. Позже Александра Федоровна начертила на стене своей спальни «свастику»[198] — левосторонний гамматический крест на удачу и добавила дату: 17/30 апреля 1918 года. Это было очень трогательно.

Тем временем председателем Уральского Совета была подписана расписка[199]:

«Рабочее и Крестьянское правительство Российской Федерации Республики Советов Уральской Области Совета рабочих крестьянских и солдатских депутатов Президиум № 1 Екатеринбург, 30 апреля 1918 г.

РАСПИСКА

1918 г. апреля 30 дня, я нижеподписавшийся Председатель Уральского Областного Совета Раб. Кр. и Солд. депутатов, Александр Георгиевич Белобородов получил от комиссара Всероссийского Центрального комитета, Василия Васильевича Яковлева доставленных им из Тобольска: (1) бывшего царя Николая Александровича Романова, (2) бывшую царицу Александру Федоровну Романову, (3) бывшую великую княжну Марию Николаевну Романову для содержания под стражей в г. Екатеринбурге.

А. Белобородов

член Обл. Исполн. Комитета

Б. Дидковский[200]»

Глава XV

Последнее путешествие

Для остальных членов семьи и свиты эти дни стали наиболее тягостными за все пребывание в Тобольске. Из Тюмени получили телеграмму, но толком все равно ничего не было известно. Жильяр вспоминал:

«Спустя некоторое время один из кучеров, отвозивших Государя и других лиц, привез коротенькую записочку от Марии Николаевны. Она писала, что едут в очень тяжелых условиях: плохая дорога, плохие экипажи. Потом пришла на имя Кобылинского телеграмма от Набокова, извещавшего о прибытии в Тюмень.

Совершенно неожиданно для нас 20 апреля была получена Кобылинским телеграмма от Матвеева, что Государь и все другие оставлены в Екатеринбурге. Это для нас было