Если у меня и мелькала мысль о том, что Ленская звонит мне по ошибке, не зная, что я уже не Данина классная, то теперь от нее не остается и следа.

— У меня будет окно с двух до трех, — говорю максимально спокойно, но на ватных ногах опускаюсь на стул. Еле ворочая языком, называю адрес сквера неподалеку от «Меридиана».

Она говорит: «В четырнадцать десять я буду там» и, не прощаясь, кладет трубку.

Я смотрю на телефон в своей ладони, словно на камень, которым мне только что проломили череп. В висках нарастает противная частая пульсация, словно кто-то немилосердно раскачал маятник, и он с частой амплитудой колотится о стенки моего черепа.

Когда я ушла от мужа и осталась, фактически, с пустыми руками и копейками, которых хватало только чтобы не протянуть ноги, я думала, что хуже уже просто не может быть, но мне было легко и хорошо, ведь позади осталась домашняя тирания и постоянный страх дать повод для побоев. То, что я чувствую сейчас, и близко не похоже на те чувства. Еще ничего не произошло, у меня еще несколько часов до встречи, а я уже хочу провалиться сквозь землю от стыда и унижения. Я очень наивна и неопытна во многих вещах — мне хватает смелости признаться себе в этом, но у меня нет ни тени сомнения, что мать Дани растопчет меня родительским негодованием. Для этого достаточно задать само себе вопрос: «Что бы я делала на ее месте, если бы узнала, что единственный сын встречается со взрослой замужней женщиной?» Точно не пожелала бы мира и добра.

Два следующих урока мне приходится буквально силой заставлять себя не вспоминать о будущей встрече. А потом, когда накидываю пальто и иду в сквер, все время проверяю телефон: Даня молит. Ни звонка, ни сообщения. Возможно — только мои предположения — у него уже состоялся разговор с родителями и…

Я останавливаюсь, глубоко и жадно глотаю морозный воздух, вдруг почти подскакивая на месте от нервного гудка автомобиля. Осматриваюсь сквозь туман в глазах: оказывается, застряла прямо на пешеходном переходе как раз на «красный». Перехожу на тротуар, заворачиваю за угол — и вижу Ленскую. Не знаю, почему вдруг понимаю, что это — она. Ни намека на сходство с Даней: он темный и смуглый, а она — высокая блондинка, красивая даже в своих летах. В дорогой норковой шубе, с сумкой с лейбом известного французского бренда. Я еще не успела подойти, а уже слышу терпкий запах дорогих духов. Если она хотела размазать меня своим статусом, то у нее это прекрасно получилось, но я изо всех сил поджимаю губы и даже нахожу силы поздороваться первой:

— Алла Сергеевна?

Она окатывает меня холодным взглядом и, ни слова не говоря, просто начинает идти по алее. Я подстраиваюсь под ее шаг. Даю себе обещание просто уйти, если она и дальше будет играть в молчанку. Но она не молчит. Протягивает мне свой телефон, где на экране наше с Даней фото: «папарацци» поймал нас как раз в тот момент, когда Даня сказал, что его заводит моя шапка с большим помпоном и он не может удержаться, чтобы не поцеловать «свою малолетку».

Я возвращаю телефон, останавливаюсь. Просто стою и жду, когда Ленской надоест играть роль «злой королевы». Она делает еще пару шагов, поворачивает голову и удивленно вскидывает брови.

— Я не собачонка, Алла Сергеевна, и если вы хотите поговорить со мной о Дане, то давайте разговаривать. У меня мало времени.

Понятия не имею, как у меня это получается, но слова звучат ровно и спокойно, хоть внутри меня словно перетянули колючей проволокой.

— Это для меня он Даня, — строго говорит она. — А для вас, Варвара, он Данил Ленский! И на вашем месте я бы следила за языком, потому что между вами и моим очень разозленным мужем сейчас стою только я.

Понятия не имею, что ей сказать. Что я готова говорить, но не знаю, как это делать, если она молчит?

— Вы понимаете, что ему только восемнадцать? — с нарочитым вызовом, приступает к моральной порке Ленская.

— Да, прекрасно понимаю.

— Понимаете, что у вас муж в «органах», но вы все равно морочите голову мальчишке?

— Я подала на развод, — говорю слишком быстро и импульсивно.

Как итог — Ленская кривит рот, словно я призналась в чем-то еще более аморальном, чем роман со старшеклассником.

— Конечно, вы подали на развод, — фыркает она. — Кто же выпустит такой шанс? Единственный сын известного банкира, такие перспективы. Задурили ему голову своими… мерзостями?

Она из шкуры вон лезет, чтобы вылить на меня всю эту грязь, а я мне почему-то лезут в голову все те «мерзости», которыми меня развращал сын этой королевы — и рот сам растягивается в улыбку. И Ленскую эта реакция обескураживает, потому что на миг маска брезгливости сползает с ее лица и на меня смотрит она: немолодая и, кажется, не очень счастливая женщина.

— У моего мужа огромные связи, — говорит Ленская, снова делая вид, что держит ситуацию под контролем. — Вы даже не представляете, что он может с вами сделать.

— Очень хорошо представляю, — ничуть не лукавлю я.

— То, что вы до сих пор работаете в школе, — она подчеркивает, что знает обо мне все, — это только моя заслуга.

Если она ждет, что я упаду ей в ноги и буду молить о пощаде, то… не дождется.

Почему-то именно сейчас вспоминаю все те разы, когда я, девчонка из многодетной семьи, попадала на людей, думающих, что они лучше меня только потому, что мои вещи из магазина «вторых рук». Сначала мне было обидно, потом я научилась отделять материальное от человеческого. А со временем просто перестала обращать внимание.

— Вы вылетите со школы, Варвара, уже до конца дня и, поверьте, по специальности в этом городе вам уже никогда не найти работу. И не только в этом.

Я просто согласно киваю. Она сжимает челюсти, берет паузу, после которой переходит к следующей части своего монолога.

— Даня спит и видит, как поступит и пойдет к отцу на стажировку. Вчера, когда ваша… интрижка всплыла, муж поставил ему условия. Даня умный мальчик, я уверена, он уже сделал правильный выбор.

Мне приходится вцепится в ремень переброшенной через плечо сумки, чтобы не поддаться желанию проверить телефон. Ленская понимает, что, наконец, задела меня за живое и продолжает добивать:

— Вы же взрослая женщина, — звучит почти как оскорбление, — должны понимать, что между вами ничего не может быть. Что вы можете ему дать? Заботы? Быт? У моего сына впереди целая жизнь, в которой он может и будет выбирать лучшее. Вы просто блажь, которая выветрится из его головы сразу же, как только вы уберетесь вон из его жизни.

— Мне вы это зачем говорите?

— Чтобы вы понимали, что гробите мальчику жизнь! — все-таки срывается на крик Ленская. — Мой муж — человек слова. Если он сказал, что Даня не получит стажировку, то это значит, что он именно так и поступит. И Даня потеряет огромные перспективы, деньги и возможности. Из-за вас.