– Огонь!!!

Ахнули, дернулись пушки, окутались черным пороховым дымом. Провыли над деревьями ядра… упали невдалеке от берега в воду, подняв тучу холодных брызг. Огонь тут же подкорректировали, дождавшись, когда развеется дым:

– Прицел на четыре… Огонь!

Французы забегали, засуетились…

Денис взметнулся в седло:

– Ну, братцы, с богом! Атакуем супостата. Вперед!

Вынеслась из-за леса партизанская конница, понеслась на французов, к реке… С полсотни конных вражеских егерей тут же поскакали навстречу, зазвенели сабли, окропила белый снег первая алая кровь…

Как всегда, полковник лично повел своих партизан в атаку, он просто не мог поступить иначе… и почти никогда не поступал.

Ударила по глазам снежная россыпь, заскрежетала, встретив вражеский клинок, трофейная сабля… Карие глаза француза сверкнули ненавистью и злобой!

А вот не злись! Поделом тебе, поделом. Не мы к вам пришли – вы… А уж теперь – ответка замучает.

Удар… Звон… Обводка… Выпад… Укол!

Егерь схватился за шею… Да весь их отряд повернул лошадей обратно, поскакал, понесся с позором прочь!

Партизаны преследовали врага с веселым азартом и громким «ура». Неслись, гикали, кричали, смеялись…

И тут вдруг ударил залп. Неприятельские стрелки залегли в распадке и теперь расстреливали скачущих гусар спокойно, как в тире.

Почувствовав, что пуля угодила в коня, Давыдов выскочил из седла и, перекувырнувшись через голову, упал лицом в снег. Снова грянули ружейные выстрелы, засвистели пули.

– Назад! – поднимаясь, Денис махнул рукой залегшему невдалеке трубачу. – Труби. Давай уже! Ну же…

Напрасно кричал! Трубач-то не слышал – его широко распахнутые голубые глаза, застыв, уставились в низкое, затянутое серыми облаками, небо.

– Я… я сейчас…

«Гусар гусаров» – Коленька Розонтов – тотчас же спешился, упал на живот, пополз…

Снова грянул залп. Вспороли снег пули… совсем рядом, вот-вот бы и…

– Ну, давай же… Давай же, корнет!

Розонтов добрался-таки до трубы, да, набрав в легкие побольше воздуха, приложил мундштук к губам… затрубил…

– Эх, не так! – заволновался Денис. – Не так же.

И вдруг – что это? Из-за дальнего леса вдруг вынеслась конная рать, понеслась на стрелков с тыла…

Вновь загремело «ура!». Выстрелы прекратились…

– А ну, братцы! – полковник Давыдов взметнулся из сугроба. – А ну, давай их… а ну… Ай, Левушка, ай, молодец! Ах, как же ты вовремя-то…

Враг был разбит, и партизаны торжествовали победу. Вот только Денис Васильевич был невесел. Еще бы – герой дня, младший-то его братец, все же схватил пулю в грудь!

– Хирурга! – вернувшись в деревню, живо распорядился Давыдов. – Ищите срочно. Не может быть, чтоб среди пленных не нашлось врача.

Врач отыскался. Белобрысый, совсем еще молоденький, тощий. Совсем не похожий на опытного полевого хирурга.

– Êtes-vous un médecin? Вы – врач? – зачем-то уточнил Дэн.

– J’étais interne à l’hôpital de Saint-Denis, à Paris, – с какой-то детской обидой француз вскинул брови.

– Ординатор? В госпитале Сен-Дени? Ох… ладно… Rentrez. Là, mon frère… il est blessé… j’Espère que vous pourrez… en Plus je n’est pas quelqu’un d’espérer, hélas….(Идемте. Там мой брат… он ранен… Надеюсь, вы что-то сможете… Больше мне не на кого надеяться, увы…)

Француз спас брата. Вот этот вот подросток с обиженно-детским лицом. Ординатор из госпиталя Сен-Дени… Спокойно и умело юный хирург извлек пулю, перебинтовал и столь же спокойно заверил, что жизнь раненого вне опасности.

– Я бы заплатил вам… – с улыбкой облегчения по-французски промолвил Денис. – Но увы, у меня нет денег. Почти совсем нет. Знаете, мы делим трофеи поровну, не исключая и нижних чинов. Даже брату на жизнь и дальнейшее лечение придется занять… И все ж таки, что я могу для вас сделать? Может быть, освободить… Однако вас тут же снова захватят в плен…

– Освободить? – врач покачал головой. – Да нет, не нужно. Лучше сделайте так, чтоб мои товарищи не чувствовали особых лишений. Если можно нас покормить, то…

– Вас еще не кормили? – искренне удивился Давыдов. – Сейчас же распоряжусь! Сейчас же.

– Буду вам совершенно признателен, месье!

Конец ноября 1812 года Денис Васильевич встретил в Новых Троках, небольшом литовском городке, располагавшемся в пятнадцати верстах от Вильно. Городок растянулся вдоль нескольких озер, затянутых некрепким, еще тонким ледком. Красивые домики, сосны и клены, живописные развалины двух старинных замков – все это придавало Трокам какой-то неповторимо романтический вид. Поэтов – Давыдова и Северского – неумолимо тянуло на творчество. Последний даже умудрился за три дня накропать целую поэму под гордым названием «Замок Витовта» и с неким нарочитым смущением зачитал несколько отрывков Денису.

«Меж волн, как ветер завывая, неслась кибитка удалая…» – и дальше все в таком же духе.

«Меж волн» – имелось в виду – «меж озер», но почему кибитка «завывала» и почему она «удалая», Северский вразумительно объяснить не смог и ушел от полковника несколько обиженный. Поделать с этим ничего было нельзя – графоман, он и есть графоман, чего уж!

К тому же нечто похожее Дэн уже когда-то слышал или читал, только вот никак не мог вспомнить, в какой из жизней – в этой или в той… Та, прежняя его, студенческая, вернее, курсантская, жизнь, казалось ныне такой далекой и почти нереальной, ничем, практически ничем, не напоминая о себе и являясь нынче разве что в снах… да и те снились все реже и реже. Да и, откровенно-то говоря, некогда было вспоминать – война, и никуда от нее не деться.

Причем Дэн ощущал себя именно Дэном, без всякого раздвоения личности и прочих признаков вялотекущей шизофрении, но все способности Дениса Васильевича он «унаследовал», если можно так выразиться, вполне: и фехтование, и танцы, и французский язык… А еще – «помнил» всех родственников, при встрече с коими даже ощущал вполне себе искреннюю радость. Вот и Евдоким, и Левушка… Левушке, кстати, Денис оставил пару червонцев… не своих, пришлось занимать: ни Дэн, ни Денис Васильевич никогда не страдали стяжательством.

– Да-да, не страдали, – перебирая рапорта, улыбнулся гусар.

Время уже шло к обеду, Дэн остро чувствовал доносящийся из кухни запах какого-то вкусного варева. Да-да, несомненно – вкусного! Сухопарая вдовушка Марта, женщина строгих правил, у которой столовался Денис, была отменной хозяйкой. Её довольно просторный, выкрашенный синей краской дом с резным высоким крыльцом и балясинами лет десять назад принадлежал доминиканскому монастырю, расположенному здесь же, в Троках, и постепенно приходившему в запустение. Особенно сейчас, когда русские войска гнали Наполеона прочь. А ведь с именем Бонапарта многие в Литве и Польше связывали свои надежды на возрождение государственности. С поляками, литовцами, белорусами следовало ухо держать востро! Многие из них помогали французам не за страх, а за совесть. Вот и эта вдовушка… кто ее знает… Возьмет да отравит! Ага… и потом сбежит? Куда только?