– Скачи, – махнул рукою Дэн. – Коли что, так с ними и двинемся.

Дожидаясь возвращения ординарца, Денис Васильевич неспешно поехал вдоль озера, тронутого первым ледком. Прямо напротив городка, на острове посередине озера виднелись руины величественного когда-то замка. Несколько башен и остатки стены сохранились и до сих пор, напоминая о былых временах истинного величия Литвы.

Облетевшие вязы и тополя обрамляли красивую аллею, по которой и пустил лошадь Денис, любуясь открывшейся перед ним перспективой. Про знаменитый Тракайский замок он знал еще и там, в прежней своей жизни – именно он был изображен в учебнике по истории средних веков для шестого класса. Озеро, остров, замок… Вмерзшие в прозрачный лед серебряные от инея камыши и рогоз… Красиво! Красиво и романтично, м-да…

Раздавшийся позади топот копыт заставил полковника сменить романтический настрой на обычный, деловой.

Вернулся ординарец, судя по довольной физиономии – скакал он не зря!

– Едут, ваш-бродь! Как раз сейчас выезжают. Узнав про вас, обрадовались, ага.

– Добро, – кивнув, Давыдов тронул поводья…

Местный помещик Никифор Иванович Вильковский встретил попутчиков с распростертыми объятиями:

– Ах, Денис Васильевич, дорогой! Какая честь для меня, какая честь!

– Ну, полноте, – засмущался Денис. – Говорю же – полноте вам.

Толстенький, с простецким выражением круглого, озаренного добродушной улыбкой лица, Никифор Иванович тотчас же представил полковнику двух своих сыновей, Олега и Павла. Олег был статный молодец лет двадцати с нагловатым, круглым, как у отца, лицом и вислым носом, Павлу же вряд ли было больше шестнадцати. Худощавый и какой-то чахлый, он совсем не походил на брата, а, верно, пошел в мать. Никифор Иванович и его старший сын были чернявые, этот же – белобрысый. Но губы у всех одинаковые – тонкие. Да и взгляд… какой-то презрительный, нагловатый… Или это просто так показалось. Ну да…

– Мы с вами поедем в коляске, господин полковник, поговорим… Коня привяжем к бричке… Затемно еще будем в Вильне! Дорога тут хорошая. А места какие чудесные! Да вы сами увидите… Садитесь же… вот…

Давыдов не стал отказываться – уселся в коляску, развалясь на мягком сиденье. Забрался и хозяин, вытащив из-за пояса хлыст, ткнул кучера в спину, презрительно бросив:

– Пош-шел! Да смотри у меня, шибко не гони… Но и не телепайся!

Поехали. Покатила по улице пароконная бричка, сразу же за которой, верхом, ехали двое помещичьих сыновей, за ними – ординарец, и замыкали процессию четверо дюжих слуг, вооруженных трофейными французскими ружьями образца одна тысяча семьсот семьдесят седьмого года. Калибром семнадцать с половиной миллиметров, ружьецо это не пользовалось особой любовью у солдат из-за частых осечек и малой прицельной дальности, составлявшей где-то чуть более ста метров. Против двухсот – у российских ружей!

– И вот такая дура стоит тридцать франков! – вытянув губы в трубочку, с презрением продолжал Никифор Иванович. – Немаленькие, скажу я вам, денежки, да.

Вообще, похоже, что почтеннейший господин Вильковский оказался из той, не такой уж и редкой, поры людей-говорунов, которым и вовсе не нужен никакой собеседник. Им нужен слушатель! Причем слушатель молчаливый, время от времени лишь кивающий головой, соглашаясь и одобряя все произнесенное.

– Вы, верно, спросите, как мы тут воевали? Так, доложу я вам, господин полковник, неплохо воевали, что и сказать! Верно, парни?

Оглянувшись на сыновей, помещик, не дожидаясь ответа, продолжил:

– И, знаете что, Денис Васильевич, любезный мой сударь… Хуже всего не с французами было, а с местными.

– То есть как это с местными? – удивился Денис.

Вильковский жестко поджал губы:

– С холопами, с быдлом… с поганейшим мужичьем! Этой сволочи Наполеон волю якобы обещал… Вот они и… Припомнили все свои обиды. Всех моих соседей свои же мужики пожгли! Пожгли и разграбили, куда там французам. Вот, Савелий Петрович Катков жил от меня неподалеку… граф… разорился, правда – карты, чего уж. Однако мужиков своих держал – вот! Чуть что – в батоги. Да без всякой жалости… С этим подлым сословием, мужичьем, только так и надо. Попробуй, слабину дай только… Сожрут! Я вот тоже… У меня тоже – не забалуешь! И не посмотрю, кто ты – баба, девка, вьюнош младой… Провинился – получи! Без всякой пощады… Эх…

Никифор Иванович злобно сверкнул глазами и потянулся к хлысту…

– Так что там с соседом вашим? – напомнил Давыдов.

– С соседом? А, с Катковым… Да ничего. Сожгли. Вместе с дочкой, супругой и управляющим. Заперли в доме и подожгли. Все мужики поганые, быдло! Эх, видать, мало он их строжил, мало лупил! Мне вот тоже огненного петуха пустить пытались… Хорошо – сыновья! Я, как овдовел, их сызмальства самолично воспитываю. Они и батогами, и… Славные парни – не таясь скажу! Да еще слуги… Я ведь как делаю? Стравливаю молодых да мальцов, пущай до крови дерутся… Как гладиаторы в римские времена! И развлеченье, и польза. Какие удалее да злее – под свое крыло беру. Учу, спрашиваю строго, но и кое-что позволяю, ага. Глянется кому какая юница… Так отчего ж? Мое же добро. Еще и денег даю! Оттого и служат они мне верно, аки псы. Вона, Денис Васильевич, гляньте-ка – позади скачут. Трое молодцов – Иванко, Тошка и Глян. За меня да сыновей моих – глотку порвут любому!

Дэну стало противно. Уж никак он не ожидал столь гнусной крепостнической исповеди… даже не исповеди – откровенного хвастовства! И как-то не хотелось больше что-то подобное слушать… однако собеседника-то несло! Впрочем, все ж таки немного Никифор Иваныч охолонулся. Вспомнил, вытащил из-под сиденья флягу да чарки:

– А не выпить ли нам, господин полковник, за скорую нашу победу?

Чего ж и не выпить? Тост-то был произнесен замечательный! А то, что произнес его гнусный рабовладелец-крепостник… Так кругом были такие! Такие уж стояли времена.

– За победу? Выпьем! Как не выпить?

Чокнулись. Звякнули на весь лес серебряные чарки. И тут же вдруг грянули выстрелы! Целый залп. И тут же, сразу же, выскочили из заснеженных кустов вооруженные бородачи в зипунах и нагольных полушубках!

Сверкнули палаши. Рявкнули ружья. Разом попадали в снег сраженные пулями слуги. И верному ординарцу тоже не удалось спастись. Сразу трое рванули к бричке… Помещик выхватил пистолет…. И получил нож в горло! Затрясся, захрипел и затих, исходя кровью…

Вскочив на ноги, Денис выхватил саблю…

– Не надо, господин полковник, – выкрикнул какой-то сероглазый парнишка со штуцером в руках. – Ведь пристрелим – и все. И кто будет французов громить? Эти, что ли? – юный разбойник презрительно кивнул на плененных сыновей только что убитого помещика. – Эти только с крестьянами могут воевать. Ну! Давайте сюда саблю и пистолет. И выходите из брички, господин полковник… Вреда мы вам не причиним.

– Мой ординарец, – исполняя требуемое, угрюмо промолвил Дэн. – Что с ним?