Если раньше стоял вопрос только в том, сколько будет стоить удовольствие, то сейчас он понимает, что никаким баблом не купить эту женщину. По одной простой причине, ей ничего не нужно. Ничего, кроме спокойствия и одиночества, к которому она привыкла за столько лет. Ей комфортно в своей однокомнатной норке. Одной.

Но тогда возникает вопрос. Какого хера он здесь забыл? Чего таскается сюда чаще, чем к себе домой? Может, ну его всё? Не для его игрищ эта Надя. Вообще не для него. Подарить ей клинику, как обещал, так сказать, возместить убытки и свалить по-тихому?

Беззвучно засмеялся своим мыслям в ответ. Он даже одну ночь не смог провести отдельно. Набухался и к ней поехал. А баба, которую ради прикола снял на танцполе, так и осталась в клубе допивать свой коктейль. Не потому, что не понравилась, хотя он особо и не рассматривал её. Просто убедился в том, что ещё не стал импотентом и, порадовавшись этому, уехал. Конечно же, к Смирновой. Хоть он и приставил к ней хорошую охрану, но полной уверенности в том, что она в безопасности, не было.

Тем временем Надя заворочалась, что-то несвязно пробормотала и повернулась к нему. Вынырнула из-под одеяла, застонала, опрокидываясь на спину. Саид приподнялся, перевернулся набок и склонился к её лицу, чтобы разобрать слова, звучащие, как бессвязный бред.

– Пожалуйста… Пожалуйста… – о чём именно она просила, он так и не понял, зато отчётливо видел перед собой её губы. Сочные, пиздец какие манящие. Влажные, вкусные. Он знает, пробовал уже. И с тех пор не целовал ни одну другую женщину, чтобы не перебить этот вкус.

– Иди-ка сюда, – получилось хрипло, будто в глотке булыжник застрял. И ударило в голову похлеще всякого бухла.

Смял её губы своими грубо, алчно и без спроса, на что Надя замерла и вроде как даже ответила.

Его не повело, нет. Его взорвало нахер. Будто, наконец, прорвало вулкан, и он изрыгнул горячую лаву. По венам огонь, и грудь жаром обдало.

Схватив её за лицо пальцами, сжал щеки и снова вгрызся в уже припухшие, мягкие губы.

Отшвырнув одеяло, привстал и на несколько секунд застыл на ней дурным взглядом. Волосы разбросаны по светлой подушке тёмным пятном, а большие глаза прямо на него смотрят. Футболка её пижамы задралась, оголив впалый живот, а его рот от этого зрелища наполнился слюной, как у бешеного пса. В паху всё закаменело, и по вискам заструился пот.

– Сука… Чего ж так хочется тебя, а?

Она, судя по всему, ответ на этот вопрос не знала. Лежала всё в той же позе – с разбросанными в стороны руками, взирая на него каким-то непонятным, затуманенным взглядом.

Не отводя глаз от её тела, приподнял футболку, оголяя красивую, небольшую грудь с тёмными ореолами сосков. Накрыл один губами, оцарапал зубами, и он мгновенно затвердел.

Набрасываясь на второй, бешено оскалился, чувствуя, как нутро переполняется торжеством, и во рту появляется сладкий привкус победы. Одурел, опьянел. Повело от того, как она коснулась его плеч руками. Захотелось ощутить её прикосновения на своей коже до трясучки.

Рванул на себе рубашку, и в ночной тишине послышался стук пуговиц, рассыпавшихся по полу. Закончив со своей рубашкой, рванул её футболку, стаскивая через голову, и шумно сквозь зубы выдохнул, принимаясь за её пижамные свободные штаны.

Теперь, лёжа под ним в одних полупрозрачных трусах, она казалась ещё меньше, более хрупкой. И его всего трясло от предвкушения.

Надя упёрлась ладонями в его грудь, завозилась, но Саид перехватил её запястья, сжал их одной рукой над головой, а второй растолкал её ноги в стороны.

– Наконец-то, – прорычал ей в губы и рванул на своих брюках ремень.

Она что-то тихо прошелестела, и Хаджиев прислушался:

– Юра… Нет, прошу… Юр…

Будто ледяной лавиной накрыло. Казалось, даже услышал, как лопнул последний нерв.

– Что ты сказала? Какой нахуй Юра? Ты что сказала?! – подмяв её так, что не смогла бы даже шевельнуться, впился больным взглядом в её лицо.

Боль от его пальцев, которыми он сжал мои предплечья, отрезвила, и я очнулась. Будто вынырнула из чёрного непроглядного тумана. Словно хлёсткую пощёчину получила.

– Какой ещё, блядь, Юра?! – надо мной нависал Саид, хотя в своём сне я была уверена, что это Шевцов пришёл по мою душу. И так сковало всё тело, что не шевельнуться, не закричать. Глупую Мышку парализовало от ужаса… А я так старательно убивала её в себе. Эту слабую, никчёмную девчушку.

Я не знаю почему, но стало вдруг легче. Вернулось дыхание, и я, наконец, почувствовала собственное тело.

– Отпусти. Отпусти меня, Саид, – выговорила с трудом, потому что от страха пересохло горло. И как ни странно, боялась я вовсе не Саида и того, что лежала под ним совсем голая.

Он пару раз моргнул, но лицо так и осталось перекошенным от гнева, а то, что упиралось в мою промежность сквозь тонкие трусики, говорило о его состоянии более чем красноречиво.

– Саид! – рявкнула ему в лицо, и Хаджиев отпрянул, оттолкнувшись от меня руками. Судя по звуку звенящей пряжки, застегнул штаны и сел на кровати спиной ко мне. Увидев в полутьме очертания его тату, выдохнула. Я вернулась в реальность. Всё нормально. Шевцова здесь нет. Есть только разъярённый как зверь Хаджиев…

– Что он делал с тобой? – сгорбившись своей огромной, широкой спиной, он упёрся локтями в свои колени и чуть повернул голову в сторону, видать, ожидая моего ответа.

Натянула одеяло до шеи, сжалась всем телом, пытаясь унять дрожь, что пробирала, казалось, аж до костей. По-хорошему, сейчас бы прогнать этого постельного топтыжку взашей, но сражаться ещё и с ним не было сил. Ни физических, ни моральных… Хватит сволочи, пытающей меня по ночам. Тело будто в огне горело и зверски хотелось пить.

– Принеси воды, – попросила тихо, и глаза защипало от слёз. Он повернулся, внимательно взглянул на меня.

– Тебе плохо?

– Нет, мне охренительно. Принеси воды! – повысила голос, но получилось как-то пискляво, истерично.

Хаджиев поднялся во весь свой исполинский рост, молча пошёл к двери, а я уткнулась носом в одеяло и заплакала. Заревела так, как не позволяла себе уже много лет. Выплёскивая из себя всю горечь и боль, что чёрным осадком накопились в израненной до кровавых язв душе. В груди жгло от этих непролитых слёз, разрывало мышцы и крошило кости, я задыхалась, цепляясь за край одеяла, будто держась за реальность, чтобы снова не ускользнуть во тьму. Туда, где меня ждёт мой персональный ад – мои воспоминания.

Саид взял меня за запястья, сильно сжал их, убирая мои руки от лица. Открыв глаза, встретилась с ним взглядом.

– Он насиловал меня… Но делал это не один. С ним были его друзья. Они меня… По очереди… Накачивали наркотиками и алкоголем, я отрубалась и они… – из горла вырвался рваный всхлип, а лицо Саида закаменело. Мне даже показалось, что оно побледнело. – Я просыпалась в собственной блевотине, иногда в луже мочи. Но каждый раз радовалась тому, что не чувствовала всего, что они со мной делали. Судя по тому, как всё болело наутро, я бы не выдержала всего этого… Он каждый раз говорил, что это последний, и каждый раз продолжал свои пытки. Ему нравилось смотреть, как меня трахают другие. Он сидел на кресле у кровати и наблюдал. Пока его дружок пыхтел на мне, он дрочил, глядя на всё это. Это продолжалось долгое время. День за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем… Это происходило постоянно. Я словно в рабстве жила. Как бесправное животное. Ну что, Саид? Тебе ещё хочется поиграть с куклой? Не смущает, что она уже давно сломана другим богатым мальчиком?