— Ремонтники, срочно сюда! Экраны полетели! — и ругалась так, что Катастрофа падала со смеху.

— На чем мы остановились? — спросила Шик, когда дым рассеялся, а бригада ее подручных в комбинезонах подбежала к экранам. — Номер четырнадцать заменить, быстро! Хочу посмотреть на тот налет. А ты прекрати хихикать. Видала, что бывает, если меня разозлить? Так о чем мы говорили, пока я не вскипела?

— О Хатауэе, — подсказал Говард.

— Гнусный трусишка! — Шик выпрямилась так резко, что ее подбородки заколыхались. — Нет, мы не о нем говорили. Нечего меня с толку сбивать, а не то я рассержусь по-настоящему. А ну, встали, живо!

Говард и Катастрофа поспешно вскочили. Шик нависала над ними, словно гора, и они попятились. И в тот самый миг, когда Говард приготовился к худшему, дверца во двор распахнулась и, отпихнув бородача в желтом, вошел Торкиль собственной персоной. Катастрофа вытаращила глаза от изумления. На сей раз Торкиль нарядился египетским фараоном: на нем был узкий белый балахон и пышный парик с прядями, заправленными за уши. Парик сиял, как металлический, а круглый золотой воротник на плечах у Торкиля и венец в виде золотой змеи переливались драгоценными камнями. Глаза Торкиль накрасил черным, зеленым и золотым, так что они казались больше раза в два.

— Только тебя тут не хватало! — воскликнула Шик. — Если и дальше так пойдет, у меня полетят все выгодные дела! Чего надо? Пирамиду?

— Я только что виделся с Арчером, — задыхаясь от волнения, сообщил Торкиль.

Даже в полутьме было видно, каким возбуждением светятся его накрашенные глаза.

— Тогда мог бы мне помочь и заболтать его еще хоть ненадолго. Я тут граблю один Арчеров банк, — сказала Шик.

— Нет-нет! — возразил Торкиль. — Меня только что посетила чудесная, гениальная идея насчет Арчера. Ты же знаешь, он… — Торкиль прищурил накрашенные глаза в полутьму. — И почему у тебя так темно? Кто тут подслушивает?

Шик повелительно хлопнула в ладоши, и под потолком загорелся тусклый свет. Все заморгали, удивленно глядя друг на друга. На свету Шик оказалась еще толще, чем Говарду померещилось в сумраке.

— Уф, как хорошо, что я спросил! При этих двоих я ничего тебе рассказывать не буду. Мальчишка — сынок Сайкса, сущий клещ, а эта малявка наверняка его сестра. Отправь их домой или запри куда-нибудь. Шик, ты не представляешь, что у меня за идея! Она как раз в твоем духе! Ну, скорее, я сгораю от нетерпения!

— Ишь раскомандовался! — возмутилась Шик. — «Отправь домой!» — передразнила она. — Знаешь что, братишечка, у тебя от короны совсем разум помутился. Я десять дней вылавливала эту парочку, и теперь, когда они мне наконец попались, я их так просто не отпущу.

Торкиль нетерпеливо крутанул в руке золотой скипетр.

— Убери их куда-нибудь, иначе я тебе ничего не скажу. Ты хочешь или нет, чтобы Арчер ползал у тебя в ногах? Ну? Имей в виду, я всегда могу пойти к Диллиан.

Он разгладил свое белое складчатое одеяние и повернулся к двери — мол, ухожу, ухожу.

— Ладно, будь по-твоему, — пробурчала Шик. — Все равно я уже обещала шайке, что отдам им этих. — Она щелкнула пальцами. — Эй! Рыжик Хинд! Можете забрать эту парочку на полчаса. Только смотрите насмерть не убейте, они мне еще понадобятся.

Говард и Катастрофа побрели во двор — делать было нечего, отступать некуда. Снаружи почти стемнело, и сумрак рассеивали только зеленовато-оранжевые отсветы реклам с соседних улиц. Медитирующие никуда не делись и все так же неподвижно сидели вдоль стен, но в темноте казались безликими серыми кулями. А на Говарда и Катастрофу с азартным топотом и пыхтением мчалась целая стая темных силуэтов, и было их ужасно много. Никто не тратил время на слова. Мальчишки накинулись на Говарда, тот пригнул голову и ринулся в ворота, надеясь удрать на улицу. За его спиной Катастрофа издала рекордный по пронзительности вопль и замолотила руками и ногами, точно ветряная мельница.

Но куда там! Удрать не вышло, а вопли Катастрофы тотчас стихли, она рухнула наземь и исчезла под целой грудой тел. Говард продержался секунды на две больше, потом его тоже сбили с ног, и в последний миг Говард увидел в каком-то просвете, что один мальчишка из шайки почему-то неимоверно высокий, чуть ли не с дерево, с длиннющими ручищами и ножищами, с огромными кулаками, а головы не видать. Говард зажмурился и заколотил куда попало.

Однако обидчики отчего-то прекратили давить и лупцевать его, а стали один за другим отваливаться. Говарду сразу полегчало. Кто-то надрывно заорал с перепугу. Глухо стукались друг о друга головы — кого-то хватали за шкирку и сшибали лбами. Потом раздался многоногий топот, и Говард наконец перевел дух и смог пошевелиться. Не веря своему счастью, он открыл глаза и увидел нескончаемые ножищи, которые уходили куда-то в высоту.

— Говорил же, к Шик не суйтесь, — напомнил Громила.

Говард, шатаясь, встал. Катастрофа подпрыгнула и радостно повисла на ближайшей ноге Громилы.

— Отцепись! — велел Громила, схватил обоих за руки и потащил прочь со двора.

Говард напоследок обернулся и увидел, что медитирующие, о чудо, ожили и испуганным стадом сбились к дальней стене.

— Я так и знала, что ты нас выручишь! — пропыхтела Катастрофа, пока Громила волок их на улицу. — Мне Торкиль подмигнул! Я видела!

— Показалось, — буркнул Громила.

Они выбежали на улицу.

— Вон туда, — сказал Громила. — Там ваша мама на машине.

Они промчались через переулок и свернули за угол. И правда, там их ждала знакомая и родная машина с распахнутыми дверцами, а за рулем сидела мама и тревожно оглядывалась через плечо. Громила впихнул Говарда с Катастрофой на заднее сиденье, а сам сложился пополам и с трудом влез на переднее. Хлопнула дверца.

— Поехали, быстро, — скомандовал он. — Шик окучивает весь район.

Мама рванула с места так, что завизжали покрышки.

— Я так переволновалась! — воскликнула она. — Больше никогда так не делайте! Куда вы убежали, кстати?

— Искали Хатауэя, — мрачно объяснил Говард.

— Тут не найти, — веско заявил Громила. — В прошлом живет. Сказано ж вам.

— По-моему, вы обязаны поблагодарить Громилу, — заметила мама, когда они промчались мимо Городского совета. — Он единственный знал, куда вы забрели.

— Огромное спасибо! — спохватился Говард.

Он покосился на сестру: а вдруг она до сих пор во власти чар, которые навела на нее Шик?

Катастрофа клятвенно заверила, что чары ее не взяли.

— Не хочу никому подчиняться! — вознегодовала она. — Хочу быть главной. А Шик — жуткая и жирная, просто ужас. Зато Торкиль смешной — он так вырядился, обхохочешься. И он мне подмигнул, вот что хотите, а подмигнул!

Из-за дорожных работ Хатауэя пришлось оставить машину на углу Верхней Парковой и идти к дому пешком, зато дома было замечательно — тепло и светло. Папа жарил на плите выпрошенные у соседей рыбные котлеты. Он обрадовался возвращению Говарда и Катастрофы не меньше, чем мама. Говард ощутил, что никогда раньше не ценил по достоинству простые радости: свет, тепло, родителей и рыбные котлеты.