— Может, ваш жених прихватил книжку? Ему ведь свой собственный труд накропать предстояло. Вот и взял как образец для подражания.

— Все может быть, — вздохнула Тамара. — Теперь уж не спросишь. Не сумела я кавалера удержать, так и кукую до сих пор свои дни в одиночестве. А все-таки странно, как внезапно Петя исчез. И братья его туда же. Одного Павел звали, другого Матвей. Красивые такие ребята. Все трое, словно на подбор. Роста среднего, но сложены ладно, смуглые, черноволосые, глаза, словно черный огонь!

— Смуглые? — насторожился Саша. — Все трое?

— Очень симпатичные. И татуировки их ничуть не портили. Да и маленькие они у них были, совсем незаметные.

Саша всем телом почувствовал, как напряглась сидящая рядом с ним Марго. От нее прямо вибрации пошли.

— Татуировки? — переспросил он, изо всех сил стараясь, чтобы не дрогнул голос.

Стоит Тамаре заподозрить, что им движет не праздное любопытство, практическая сметка возьмет в ней верх, и она потребует от сыщиков еще какой-нибудь услуги или объявит о новой таксе за свой рассказ. Но увлеченная своими воспоминаниями Тамара ничего не заметила:

— У всех трех братьев были сделаны на теле татуировки. У Матвея — муха на руке, где большой палец переходит в ладонь. Совсем крохотная мушка, между пальцами пряталась. У Павла был шмель на шее, как раз в самой складке, его и разглядеть было можно лишь в тот момент, когда Павел голову от вас поворачивал.

— А у вашего жениха, наверное, тоже была татушка?

— У моего Пети был набит шершень. Я сначала его за осу приняла, братья меня на смех подняли. Шершень это был.

— А где?

— Такое место особенное, — замялась Тамара. — Под левой ягодицей. Когда Петя стоял даже голый, совсем не видно. Лишь когда садился, только тогда татуировка и бросалась в глаза.

— И зачем им были нужны такие татуировки? Почему именно насекомые?

— Я спросила, они сказали, что такие прозвища им дали в детстве друзья. Муха, Шмель и Шершень. Когда братья выросли, решили в память о тех днях сделать себе татуировки. И красиво, и память, и в глаза не бросается.

— Понятно. Спасибо за рассказ. Вы нам очень помогли.

И Саша выложил две тысячные бумажки.

— Да я ведь ничего про профессора вам и не рассказала! — смутилась Тамара, но деньги со стола взяла.

Марго проследила взглядом за тем, как деньги исчезли внутри кошелька женщины, и сказала:

— Вы что-то про ограбление еще говорили.

— Да! — спохватилась Тамара. — Вот страх-то был! Незадолго до смерти профессора у нас в институте случилось ночное ограбление.

— Там имелось что-то ценное?

— Сначала все подумали, что грабители покушались на зарплату сотрудников, которую не успели раздать накануне. Но потом оказалось, что деньги вечером кассир вернула обратно в банк, в нашем институтском сейфе в бухгалтерии было пусто. Тогда вспомнили про музей. Сопоставили открытые двери и отсутствие ночного охранника. Стали проверять музейную экспозицию. И вот тогда-то и выяснилось, что пропало несколько экспонатов.

— Что именно пропало? Помните?

— Собственно говоря, ничего особенно ценного. Какие-то булыжники исчезли.

— Булыжники?

— Ну, камни. А если еще точнее, то это были плиты с иероглифами, которые профессор привез из своей последней экспедиции в Тибет.

— Они были ценные?

— Наверное, для кого-то они и представляли ценность. Профессор Герасимов над ними трясся, как не знаю над чем. Но я лично не хотела бы видеть эти каменюги у себя дома. Сколько раз с них пыль вытирала, столько раз у меня мороз по коже. Подумать только, из-за них погиб совсем молодой человек. Выкинуть их и забыть! Нет, приволокли зачем-то. Через полшара тащили на себе. Тьфу!

— А кто погиб?

— Один из учеников профессора. Нашел где-то эти камни, приволок их в одиночку, а потом погиб.

— А куда именно они ездили на Тибете? Вы не помните?

— Помню только, что с этой поездкой профессора было сопряжено огромное количество сложностей. Местность там была какая-то крайне закрытая для посторонних. Называлась она вроде как Плодородная долина, только на местном языке. И еще помню, что вроде бы там жил король Тибета или кто-то в этом роде, тоже очень важный персонаж, и поэтому проникнуть туда чужаку было просто так невозможно. И вообще невозможно, но для Герасимова сделали исключение.

— Почему?

— Потому что очень его уважали как ученого и знатока тех мест. Профессору было уже за восемьдесят, очень преклонный возраст. И хотя он был еще очень бодр, прямо иным шестидесятилетним фору мог дать, все равно для него такая дальняя экспедиция была уже тяжеловата. Но он пересилил себя, поехал, потому что без него ничего вообще бы не получилось. Только авторитет профессора заставил правительства трех стран открыть путь в эту местность.

— Откуда же взялись такие дипломатические сложности?

— Индия и Китай в тот момент не могли поделить между собой эти места. Кроме того, имелось независимое и непризнанное правительство самого Тибета, которое вообще и в принципе не желало никого видеть в тех местах. Но что Индия, что Китай — оба государства дружили с СССР и всячески хотели эту дружбу укреплять. Так что экспедиции выделили военное сопровождение, и вот таким образом научная экспедиция смогла проникнуть в те места.

Хорошенькое дело, на штыках военных ученые сумели проникнуть в эту Плодородную долину. Что же там такое было ценное, что никому, кроме военных, это было не под силу? И что это были за камни, которые профессор в итоге приволок в страну и поместил в музей?

— И все равно плохо все вышло. Несмотря на все предосторожности, несмотря на эскорт военных, засевшие в горах партизаны, желающие видеть свой Тибет свободным и независимым, сделали несколько вылазок. И в одной из них погиб ученик Герасимова — некий Коля Ярцев. А эти плиты, которые потом украли, они как раз и были его вкладом. Потому-то профессор так и сокрушался, когда их украли. Что ученик его за эти каменюги, можно сказать, жизнь свою отдал во имя научного открытия, а он профессор не только открытия этого не сделал, но и каменюки упустил. Со всех сторон получается, что подвел он своего Колю, не оправдал возложенного на него учеником доверия.

— А что за Коля? Можно о нем поподробнее?

Но тут уж Тамара не сплоховала. Заметив неподдельный интерес слушателей к ее рассказу, она твердо заявила:

— Рассказ про Колю — это уже по отдельной цене.

— Ладно. Сколько?

— Три!

— Вы чего? — возмутился Саша, поднаторевший в общении с уборщицей. — За профессора — две, а за какого-то там его ученика сразу три? Где профессор, а где тот ученик! Мы про этого Колю Ярцева вообще можем ничего не писать. Кто он такой? Камни приволок? Подумаешь.