Алиса, быстро взявшая себя в руки, склонилась над сумочкой и стала забрасывать содержимое обратно. Остальные, осторожно оглядываясь, плотнее встали вокруг нее. Ряховский поежился. От нервного напряжения и усталости, накопившейся за весь этот долгий день, все члены группы стали беспечны. Никогда он не мог подумать, что начнет так глупо попадаться. Они едва не разоблачили себя разговором.

Краем глаза он увидел участок пола через призму светофильтра. Затем в сторону источника сияния обернулся Ратцингер, а за ним Марго и Ковальский. Окинув толпу взглядом на предмет подозрительных лиц, Ряховский взглянул на пол последним.

– О боже, смотрите, – прошептала Марго, схватив фонарь и глядя через фильтр на пол.

Перед стоявшей на коленях Алисой расползалась широкая темная полоса. Она вспыхивала в тенях от фигур пассажиров, которые проходили мимо. Ковальский резко приблизился к помощнице и встал так, чтоб максимально загородить своим широким силуэтом свет от ламп на потолке.

Марго и Ратцингер нисколько не ошибались. На каменном полу Савеловского вокзала пролегала широкая темная полоса. Смытая кровь. Здесь кого-то волокли и совсем недавно.

– Отдавай приказ, – быстро и четко сказал вполголоса Ковальский, кладя руку на спрятанный под курткой пистолет в кобуре. – Они здесь.

Ряховский вместе с Алисой и Ратцингером развернулись и устремились к парадному входу на вокзал. Глава следственной группы быстро, но четко отдавал приказы через наушник. Ковальский же отобрал у Алисы фонарик и направился туда, куда указывали следы волочения. Одной рукой он светил себе под ноги жутковатым фиолетовым светом, вторую держал под курткой на рукояти пистолета. После всех тех фокусов, что вытворяли сегодня сеттиты, он, очевидно, был не намерен упускать их снова.

Буквально через пять шагов Ковальский понял, что за ним кто-то непрестанно следует. Обернувшись, он увидел Марго:

– Не ходи за мной, – рыкнул он. – Иди с остальными.

– Нет, – решительно отрезала девушка. – Я помогу, прикрою вас. Сообщу, если кто-то рядом будет вести себя подозрительно.

Лейтенант смерил её оценивающим взглядом, судорожно прикидывая варианты. В толпе никогда не помешает лишняя пара глаз, особенно в такой плотной, как сейчас. Людское море становилось все гуще и плескалось в помещениях вокзала, не думая стихать даже в столь поздний час. Сотни пассажиров хотели покинуть город, чтобы отдохнуть на дачах от суеты города. Именно это желание и могло их сейчас погубить.

– Ладно, – ответил Ковальский. – Будем считать, что это я тебя взял. Чтобы глаз с тебя не спускать, – добавил он многозначительно.

Александр не сомневался, что девушка поняла, на что он намекает. После той её выходки в Расторгуево, когда она прыгнула с моста в холодную реку в попытке спасти хоть кого-то, Марго перестала пользоваться безоговорочным доверием федерала.

Они вдвоем двинулись по следу. Тускло светившаяся полоса вилась по плиточному полу вокзала, словно дорога из желтого кирпича. Она повела их в обратном направлении: мимо пригородных касс к главному входу и дальше к лестнице наверх. Краем глаза Ковальский смог увидеть Ряховского, который все еще отдавал какие-то указания оперативникам снаружи. Через минуту в здание вошли несколько альфовцев в форме и сотрудники вокзала. По громкой связи на русском и английском начали транслировать одно и то же сообщение:

– Внимание. Чрезвычайная ситуация. Просьба покинуть здание через эвакуационные выходы.

Ну, началось…

Ковальский крепче стиснул рукоятку пистолета и снова взглянул на пол через прозрачное стеклышко фильтра. Темная полоса ползла все дальше и дальше, словно прораставший от полива корень растения. Вряд ли человека, истёкшего таким количеством крови, можно было протащить через половину вокзала так, чтобы никто не обратил на это внимания.

След вел их с Марго все дальше – вверх по лестнице. Они миновали два пролета, и полоса повернула вправо. Двое следопытов уткнулись в дверь служебного помещения. Ковальский отдал фонарь девушке и схватился за ручку. Дверь была не заперта.

За ней располагалось средних размеров помещение, по углам которого располагались обычные для подсобки предметы. Несколько ведер, швабр, губки, моющие средства, коробки, рулоны туалетной бумаги. Здесь хранили все необходимое для уборки и гигиены. Ковальский зажег свет, ожидая увидеть труп или умирающего человека. Одинокая лампочка вспыхнула, но в комнате никого не было.

– Куда культисты дели тело? – озвучила Маргарита очевидный вопрос. – Не могло же оно взять и раствориться!

Тогда Ковальский снова выключил свет, прикрыл дверь, загородил своей медвежьей фигурой оставшийся проем и, забрав у девушки экспертный свет, направил синеватый луч на пол. Сияющая лента продолжилась, а затем переросла в новую фигуру. Изображение занимало собой половину пола подсобки. Тогда Ковальский поднял фонарь высоко над головой, чтобы осветить всё пространство. Перед ними предстало изображение целиком.

– Они издеваются над нами, – пробормотал федерал. – В очередной раз они хотят выставить нас безмозглыми дураками.

Он оглянулся на Марго. На её лице читалось недоумение с примесью страха. Она переводила взгляд с пола на Ковальского и обратно. Во мраке подсобки потусторонним светом сиял символ бесконечности.

Штефана Ратцингера довольно скоро оттеснили к выходу из здания вокзала вместе со всеми остальными гражданскими, которых выпроводили в связи с чрезвычайной ситуацией. Немец шустро перебирал ногами, умоляя провидение, чтобы не оступиться. Если бы он упал, толпа выгнанных из здания пассажиров наверняка затоптала бы его.

Ратцингер повернулся и попытался глазами найти в толпе Ряховского. Вокруг немца сгрудились люди самой разной внешности. Мужчины, женщины, старики, малолетние дети, подростки. Загорелые и бледные; одетые в недешевые костюмы и совсем уж копеечные тряпки для дачи; молодые и старые; раздраженные и напуганные – в этом людском море ему стало дурно. Захотелось сбежать отсюда поскорее.

Всегда бывший нелюдимым, Ратцингер чувствовал себя в таком большом и плотном скоплении людей так, будто его решили раздавить. Бурная смесь разномастных запахов человеческих тел душила его, а от какофонии голосов звенело в ушах и болела голова.

Наконец в отдалении он увидел высокую худую фигуру Ряховского. Усердно работая локтями, Ратцингер стал продвигаться к нему. Эвакуированные пассажиры заняли почти все пространство площадки между вокзалом и парковкой. Если бы не стройка, то, возможно, такого чудовищного столпотворения удалось бы избежать. Но деваться было некуда: на кону стояли тысячи жизней.

Ратцингер продолжал продвигаться в толпе, протискиваясь между людьми и огибая сумки и баулы. Вскоре он вплотную приблизился к Ряховскому, стоявшему на окраине людского моря. Тот громко говорил в рацию, постоянно переспрашивая из-за шума голосов вокруг. Немец взглянул на часы, и у него напряглись разом все мышцы.