– Если бы я мог взлететь на шаре откуда угодно, это место я выбрал бы в последнюю очередь. Но сложности нас не пугают, верно?

Стриндберг посмотрел на знакомый изгиб залива. Место было неприветливым: черные скалы и белая граница льда в горной чаше.

– Возвращение на остров Датский навевает воспоминания о неудаче, постигшей нас в прошлом году, но я чувствую, что на этот раз все будет иначе, – ответил он. – Мы знаем, что нужно делать, чтобы подготовиться, и теперь мы приехали раньше. У нас достаточно времени, чтобы поймать ветер, дующий в северном направлении.

Но Андре при виде острова Датский преисполнился страха.

– Нам не пройти! Придется ждать несколько недель, пока лед не растает, – крикнул он графу Эренсверду, шкиперу «Свенск-сунда».

Эренсверд лишь снисходительно улыбнулся и отдал приказ наполнить кормовые резервуары водой. Нос «Свенсксунда» поднялся, а винт ушел под лед. Стриндберг пораженно наблюдал, как канонерская лодка движется дальше. Паковый лед трескался, стонал и скулил, прорубаемый металлическим корпусом судна. И все же «Свенсксунду», за которым шла «Вирго», потребовался почти целый день, чтобы оказаться в пределах видимости берега.

Андре мерил палубу шагами, Френкель сидел как на иголках, а Стриндберг мучился от волнения. Они ждали, когда впереди покажется выстроенный для шара ангар. Стриндберг гадал, пережил ли он суровую арктическую зиму. Он знал, что здесь месяцами дули ветра, скорость которых достигала 40–50 узлов, и влекомые ими осколки льда становились настоящими снарядами, способными пробить дерево.

– Вполне возможно, что ангар для шара придется строить заново, – сказал он Френкелю.

Наконец они увидели два флагштока. Раз столбы еще стояли, сказал Андре Стриндбергу и Френкелю, то выжил наверняка и ангар. В семь вечера «Свенсксунд» и «Вирго» бросили якорь возле хижины Арнольда Пайка, и трое исследователей отправились оценить, какой урон был причинен ангару. Стриндберг присоединился к матросам, которые сошли с кораблей на плавающий в заливе лед и прыгали со льдины на льдину, пока не добрались до неподвижного льда возле берега и не ступили на каменистый пляж, ликуя от радости.

Андре, однако, счел, что ему не пристало скакать по шатким льдинам и настоял, чтобы его доставили на берег на одной из шлюпок «Свенсксунда». Фотографируя процессию, Стриндберг был несколько смущен сдержанностью своего компаньона: он понимал, что Андре считает прыжки по льду неоправданно рискованными, но также знал, что многие другие наблюдатели сочтут его требование спустить шлюпку на воду вздорным. Шестеро гребцов с трудом погружали весла в воду. В конце концов они отчаялись и стали отталкиваться веслами от льдин, медленно подводя шлюпку к обледеневшему берегу. В шлюпке сидели Андре, Френкель, Сведенборг, Машурон и еще двое пассажиров, и это короткое плавание окончательно превратилось в фарс, когда «Свенсксунд» устроил орудийный салют из шести залпов и Андре ступил на землю.

Невзирая на торжественность момента, Андре поспешил к ангару и обнаружил, что низ деревянной постройки укрыт двумя метрами снега и льда. К огромному облегчению путешественников, видимые фрагменты здания, похоже, почти не получили повреждений.

Но работы было еще много. Следующие две недели плотники трудились над ангаром, а остальные участники экспедиции переносили на сушу снаряжение и припасы. Работа была изнурительной, но Стриндберг радовался, что дела отвлекают его от мыслей об Анне. Френкелю хотелось как можно быстрее покончить с приготовлениями. Он писал брату о своей досаде:

Дорогой Хокон, жизнь превратилась в рутину. Мы встаем в 8:30, но Андре и команда на ногах с 6:30. Завтрак кошмарный. Тухлые яйца для желающих, сливок к чаю нет, не считая сгущенного молока, а это гадость. Затем мы строим ангар для шара, собираем водородный аппарат, проводим наблюдения и так далее, до обеда, который начинается в двенадцать часов. После этого я либо снова берусь за работу, либо иду на охоту с одним из офицеров и возвращаюсь к шести. Порой во время этих вылазок мы находим останки голландских рыбаков, которые пытали удачу на безлюдном севере, – жуткое зрелище.

По приказу Андре лед в заливе взорвали с помощью динамита, чтобы облегчить подход к кораблям, но разгрузка 80 тонн серной кислоты и 23 тонн железных опилок, необходимых для производства водорода, казалась Стриндбергу каторжным трудом, пока он фотографировал мужчин, которые переносили грузы к лодочной станции.

Через два дня, когда полоска воды между кораблями и берегом снова замерзла и превратилась в еще более беспорядочное, чем раньше, нагромождение торосов, Стриндберг запечатлел, как десять самых крепких участников экспедиции пытаются вытащить на берег оболочку «Орла». Под руководством Машурона они прорубили во льду канал и поволокли по нему оболочку, завернутую в мешковину на манер двухтонной сосиски. На эту задачу ушло больше дня, и особенные затруднения вызвали два ледяных гребня, которые пришлось взорвать динамитом, заложив шашки в глубокие трещины. В итоге с помощью Френкеля и еще десятерых человек, тянувших за веревки, шар втащили в ангар по доскам, смазанным животным жиром. 15 июня оболочку наконец разложили на деревянном полу ангара, и теперь можно было ее наполнять.

– Прежде чем наполнять шар водородом, необходимо удостовериться, что оболочка нигде не дает утечки, – настаивал Андре.

Не ограничившись увеличением объема шара в Париже, он также учел замечание Экхольма о том, что водород выходит из оболочки через миллионы дырочек от иголок, идущих вдоль швов. На швы, подобно пластырю, приклеили дополнительные полоски шелка. Под руководством Машурона гигантский шар накачали воздухом, и девять человек из команды «Свенсксунда» забрались внутрь него, чтобы запечатать швы гуммилаком. Стриндберг несколько раз приходил посмотреть, как идут дела, и поражался выносливости людей, которые работали по десять-двенадцать часов без перерыва и затем выбирались из шара, глотая свежий воздух, одурманенные парами лака.

Когда швы были герметично запечатаны, запустили водородный аппарат. Двадцать первого июня наступила очередь Стриндберга следить за наполнением шара газом. Более легкий водород постепенно вытеснял более тяжелый воздух из оболочки «Орла», а Стриндберг продолжал свое письмо брату Туре:

Странно сидеть здесь снова год спустя и думать, что я помолвлен с самой замечательной во всем мире девушкой, моей любимой Анной. Мне впору рыдать о потерянном счастье, которого я, возможно, никогда больше не увижу, но мои слезы ничего не значат, если Анна счастлива. Она любит меня, и меня переполняет гордость при мысли, что ее, вероятно, тронет моя гибель. Но я буду оптимистом. Шар покрыт лаком и более герметичен, чем в прошлом году. Впереди у нас лето, которое принесет хорошие ветра и солнечный свет. Разве мы обречены на неудачу? Я искренне верю, что нас ждет